В общем, торжественные проводы. Не обос… не завалить бы всё. Вот будет стыдно! Такое доверие таких людей!
Блин, столько Людей с большой буквы я ещё не видел — разом и в одном месте! Сплошные генеральские звания. Генеральные конструкторы, наркомы, генералы (по сути) ГБ, директоры заводов, тоже генералы, но технической службы, генералы армейские. И все из учебника истории. Легенды. Тут только Туполева с Яковлевым не хватает. Но рождённый ползать гусеницей летающим — не интересен.
В лесу прифронтовом
Направлялись мы на юг, в Волго-Донскую излучину, Паулюса бить. К этому и готовились. Учения проводили по легенде сдерживания механизированных подразделений противника и перемалывания их из засад и в подвижной обороне. Но, приехали опять под Воронеж!
А я так хотел лично поучаствовать в Сталинградской битве!
Встречать нас примчал Ватутин лично. Несмотря на ночь. Он был рад меня видеть. Но ещё больше он был рад видеть десятки стволов моей техники. Обнял меня, как родного, хотя я его впервые и видел.
— Так вот ты какой, майор Медведь! — кричал он.
Кричал. А мне его характеризовали как уравновешенного и интеллигентного генерала. Генштабиста.
— А мне докладывали, что погиб ты тогда.
— Слухи о моей гибели оказались, мягко говоря, преувеличенными.
— Ха! И это просто здорово! Знал бы ты, как мы тебе обязаны! В тот момент мне город было просто нечем оборонять! Кроме твоих орлов никто и не воевал.
— И это не есть хорошо, — буркнул я.
— Точно! — кивнул Николай Федорович.
— А сейчас есть чем оборонять?
— Грех жаловаться, врага держим. Но на твою часть у меня большие планы. Потому и выпросил твоих егерей у Ставки.
— Даже так? Мы специализировались на противодействие танкам противника, парировании прорывов. Так у вас вроде немец больше не прорывается.
— Вырывается. Поехали в штаб, покажу.
Поехал с генерал-лейтенантом в одной машине. Ну, никакой субординации!
Мягко стелет. Жёстко спать будет. Если это учитывать и мою общую «везучесть» — в самое пекло буду сунут. Как там про меня Палыч сказал: «Влезет в самую глубокую и самую вонючую лужу и найдёт на дне самородок»? Будет ли самородок? Будет — не будет самородка, а лужа — моя.
Что же задумал бывший зам. нач. Генштаба? А вот что: немец собрался вывести с этого участка фронта подвижные соединения и, после пополнения и отдыха, перебросить их на сталинградское направление. А это, понятно, «категорически» не допустимо. Надо «убедить» противника оставить танки тут. А «убедить» их можно только создав угрозу прорыва фронта. И вывода в прорыв подвижных соединений. Только вот беда — у Ватутина есть чем прорвать оборону, но нечего в прорыв вводить. У него ещё числятся несколько танковых корпусов, но за время оборонительных операций и контратак корпуса сточились до утери возможности вести самостоятельные операции. Можно, конечно, свести остатки танков в одну часть и ею действовать, но тогда у Ватутина совсем не остаётся танков для оперативного реагирования на трепыхания противника. Да и боевая слаженность такого соединения будет аховой.
Вот так вот! Честно сказал, в глаза: прорыв — билет в один конец.
— Коридор тебе обеспечим. Ты должен совершить рейд по тылам противника и вынудить его разгрузить танки обратно. Вся авиация фронта будет работать только на тебя.
— Да, для боя без линии фронта мы и созданы. Надеюсь вы, Николай Федорович, понимаете, сколько у меня в бригаде экспериментальной техники? И чем может обернуться вам её попадание в руки врага?
— А тебе?
— С меня спрос маленький — шлёпнут или штрафбат. А вот потеря комфронта — невосполнима.
— Да. Ладно, езжай, обустраивай бригаду вот тут, видишь? Я пришлю связистов.
Понятно, согласовывать будет со Ставкой. А кто это, Ставка? Ставка — это Сталин. Так и надо читать мемуары и документы той эпохи. Там, где есть слово Ставка, можно смело ставить Сталин, не ошибешься. Так даже правильнее, понятнее будет. Вот и пусть решает Отец народов — отпускать меня в яму с дерьмом или не стоит.
Занялся проблемами бригады. Размещением и довольствием. Там всё непросто. Как всегда.
