— Хелло! Хау а ю?
Всё одно молчит. Берёт своей правой рукой левую, кладёт на живот, задирает рукав. Татуха сфинкса стоит на задних лапах и со вскинутой в приветствии рукой. Ага! Есть контакт!
— Ты меня понимаешь? Ю андестенд ми?
Сфинкс медленно-медленно отрицательно качает головой, потом медленно-медленно достаёт из-за спины рамку, в рамке появляются какие-то символы, возможно буквы.
Я вздохнул. Блин, не бельмеса по-нашему не сечёт. И что с тобой делать? Языку учить? Если жесты отрицания и непонимания совпали, то шанс есть. Сколько времени это займёт? А с каждым днём я не крепчаю. Я уже едва способен на «рывок».
Будем думать.
— Ладно, давай. Пообщаемся.
Сфинкс мне махнул лапкой, Пяткин моргнул.
Ага, да и он не крепчает. Помрёт так, не дав выхода нам на своё высокотехнологичное наследие.
Так, надо поспать. Завтра — опять «арбайтен!».
Так и стали общаться. Я сидел на шконке Пяткина, молол языком на отвлечённые темы, о том, что Солнце — желтый карлик, а Земля лежит на трех китах — Глупости, Алчности, Порочности, а сфинкс мне заторможенно сигналил.
И ждал часа «Хэ».
Запуск игры
Видимо, коннектин пипл не прошёл незамеченным со стороны кураторов проекта.
Вот в одно холодное голодное утро нас, мушкетёров и ещё троих крепких мужиков, вытолкали из толпы гастарбайтеров. Всех остальных погнали на работы, а нас повели обратно в столовую. Налили пайку, которую мы мигом порубали (чё там есть? Жижу, что супом обзывается чаем посчитать западло и хлеб, спечённый из муки, перемешанной с соломенной крошкой и опилками?). После этого нас погнали в лазарет, где мы грузили неходячих в машины. Мясник-врач командовал, кого в какую машину.
Случайно (ага, верю, верю!) я и три моих мушкетёра оказались в одном кузове с Пяткиным. Так вот, совпало. Бывает! И совершенно случайно на нас хватило только одного предателя. С винтовкой. В тентованном кузове.
Поехали. Недалеко, правда, доехали. У того самого оврага, через который совершали побег наши буйные, колонна встала. Мы разгрузили две машины раненых, сложив их рядком на краю оврага. Некоторые заверещали, умолять стали.
— Прими судьбу достойно, — сказал я тому, который вцепился мне в остатки рукава, оторвав его. Блин!
А внизу — буйные. Воронки от мин, потроха. Овраг заминирован. С той стороны были пулемёты, с лагеря крыли миномёты. Захлопнувшаяся мышеловка. Задумчивый взгляд Апостола на меня.
Предатели-конвоиры прошли вдоль ряда раненых, стреляя им прямо в лица. Как-то отстранённо слышал скрежет своих же зубов.
Смотри, Витя, запоминай! Смотри и помни! Это даже не немцы. Это свои. Свои! Русские! Смотри и помни!
—
