Эта команда была хорошо усвоена экипажем. На учениях командир был достаточно требователен, и нижние чины затвердили порядок действий накрепко. Матросы довольно быстро сняли рамы со стёклами, отнесли их в трюм, а другая группа поставила тяжеленные броневые заслонки. На самом деле эта броня, конечно, таковой не являлась (обычная низкоуглеродистая сталь без термообработки), но и для капитана Риммера, и для российских моряков сама концепция бронирования боевого корабля с помощью специально подготовленного металла была в новинку. Дверь в рубку до особой команды оставили открытой.
Несомненно, на кораблях противника заметили «Морского дракона». Последовал интенсивный обмен сигналами. Из трубы «Эридис»[10] повалил чёрный дым.
Капитан Мерсье отсигналил англичанам, что сам займётся преследованием. Француз радовался, что победу не придётся ни с кем делить. Победу при Синопе он считал не успехом русских, а провалом турок. Зная о превосходном состоянии машины и котлов на своём корабле, он не сомневался в исходе боя – конечно, если русскому не удастся каким-то чудом удрать. Вероятно, не последнюю роль сыграло подсознательное стремление утереть нос гордецам- англичанам.
Английские капитаны дисциплинированно и даже охотно подчинились командору. Надобно заметить, что командир «Одина» не страдал отсутствием честолюбия. Но он не был знатного происхождения, поэтому не заканчивал элитную школу и, хотя ухитрился дослужиться до мостика боевого корабля и чина командора, но большее ему не светило. Мистер (не сэр, тем более не лорд) Фрэнсис Скотт опирался в своей морской работе на ум, а не на характер. А ещё он наблюдал битву при Синопе (издали), и это зрелище навсегда излечило его от недооценки русских. Как раз в данном случае недооценка прямо напрашивалась. Крохотный кораблик, водоизмещение которого на глаз не составляло и двухсот тонн, заведомо не мог быть серьёзным противником. На его юте в подзорную трубу просматривалась пушечка (одна!) мизерного калибра – и ни единого пушечного порта по бортам. Парусов и быть не могло – некуда ставить. То есть этот корабль приводила в ход только паровая машина. Правда, не было дыма, но англичанин знал, что другое топливо, например, земляное масло, будучи употреблено вместо угля, может быть бездымным. Полностью беззащитное судёнышко. Однако капитан Скотт не поверил в глупость командира этой скорлупки. И предположил, что защита явно разведывательного кораблика в его скорости. Почти наверняка гоняться за ним бесполезно, а вот навести на огонь замаскированных русских батарей этот якобы безобидный корабль в состоянии.
Командир «Донтлесса» видел то же самое, но у него была другая позиция. Сразу же после выхода в море механик доложил о возможных проблемах с обоими котлами, и коммодор Филипс-Райдер втихую обрадовался приказу не ввязываться в погоню. Ещё не хватало, чтобы машина стала мёртвым грузом аккурат во время похода или, того хуже, в бою.
Командир «Морского дракона» не давал команд типа «Право на борт», это было ни к чему. Лёгкий штурвал и без того делал дело.
Пока длился разворот, противник приблизился на пару миль. Пароходофрегат под французским флагом явно прибавил скорость, поскольку опередил англичан не меньше чем на полмили. Погоня началась.
Котлы «Эридис» разогрелись; скорость, соответственно, возросла, но пока что расстояние между беглецом и преследователем сократилось незначительно. А вот от английских кораблей тот и другой оторвались.
Когда мачты двух пароходофрегатов скрылись за горизонтом, русский капитан совершил явный промах: принял на румб к югу. Капитан «Эридис» с лёгкостью раскусил намерения хитрого противника. Тот с очевидностью рассчитывал, что среди прибрежных мелей, имея меньшую осадку, сумеет уйти от погони. Но Мерсье знал, что у береговой черты можно налететь на рифы, а вот на мель – нет. У противника день, похоже, выдался не из удачных. К тому же на этом кораблике явно обнаружились проблемы с машиной: скорость заметно упала. «Эридис», сохраняя курс, начала отжимать противника к берегу, который уже виднелся на горизонте.
Нельзя сказать, что ситуация осталась без комментариев со стороны экипажа «Морского дракона».
– Да ведь запрут они нас в ловушку, как чижика в клетку. Чего ж командир ждёт? – очень негромко (избави бог, услышит начальство) заметил палубный матрос, переминаясь с ноги на ногу.
Его можно было понять: команды на построение в цепочку ещё не поступало.
Унтер Зябков, очевидно, имел превосходный слух, поскольку не замедлил с ответом:
– Чижик-то хоть и мал, да нос востёр. Клюнет – не обрадуются. Так что не каркай, как ворон на погосте.
Для придания пущей убедительности словам Зябков продемонстрировал увесистый кулак.
Офицеры тоже комментировали.
– Сейчас пойдёт на сближение, – индифферентно заметил второй помощник.
– Того и хочу. Лишь бы не спугнуть… – ответил Семаков; при этом его правая рука лежала на рычагах «секторов газа».
– Нашему теляти да волка испугати, – слегка переиначил пословицу Мешков.
