— А что после было, вспомнить можешь? — осторожно спросила я.
— После… — Она задумалась. — То ли птица крикнула, то ли волк взвыл, и по деревьям вдруг гул пошел, сучья затрещали, и сразу веселью конец: костер засыпать начали, куда-то все подевались… А потом засвистело, застучало, загудело, и огонь поднялся выше самой высокой ели, до небес… По ней и поднялся… А после ничего не помню. Нет… — Мадита сжала голову руками. — Помню… Яма какая-то. Там тепло было, зверем пахло, и что-то такое большое ворочалось. Потом я проголодалась и пошла куда глаза глядят. А потом были люди… те, что в обитель меня отвели. Их я уже хорошо помню. Это что же такое, госпожа?!
— Ты, наверно, в самом деле из лесного народа, — ответила я. — То, что ты описала, похоже на праздник урожая или перелома года, у нас почти так же его справляли — с плясками, масками, угощением и кострами до небес…
— А что ж случилось?
— Видно, вас нашли. Ты сказала — птица прокричала или волк взвыл. Предупреждали, значит. Но такое веселье враз не свернуть, вот, наверно, промешкали, тут-то охотники и налетели… Ель загорелась… Сама понимаешь, в лесном пожаре тебя могли попросту потерять. А если родители погибли… — Я умолкла, потом добавила: — После, наверно, ты в чьем-то логове пряталась. А что память отшибло — немудрено, от испуга-то. Я старше тебя была, а тоже не помню, что случилось! Только огонь… И старый князь еще удивлялся: что в Сайторе могло так гореть? Камень ведь, не лес…
— Почему же я теперь-то вспомнила? — шепнула Мадита.
— Откуда мне знать? Ну разве… Динк о лесе, наверно, все уши тебе прожужжал, ты сама о нем заговорила, о лесовиках мне рассказала, а как маску увидела, все одно к одному и сошлось, — предположила я.
— Вон оно что… — протянула она. — Ну, раз так, значит, нас с ним судьба свела и дорожка наша — прямиком в дремучий лес! Его, дремучего, теперь поискать, конечно, много свели, но Динк места знает… Глядишь, впрямь какая-нибудь родня отыщется, не моя, так его! А нет, и вдвоем не пропадем.
— Праздник урожая на той неделе, — напомнила я, — ты сама говорила, что лесовики приезжают на ярмарку. Подождите их где-нибудь, может, удастся столковаться, прибьетесь к их обозу…
— Да какие у них обозы, госпожа! — зафыркала Мадита. — Все на своем горбу тащат, откуда в чащобе вьючная скотина? Зимой, Динк говорил, можно собак в санки запрячь, но много ли они увезут? А то еще, он слыхал, где-то оленей приучают в упряжи ходить, но это не в наших краях, а много севернее, где лошадь вовсе не прокормишь.
— Это смотря какую лошадь, — пробормотала я, вспомнив мохнатых горных скакунов. — И не придирайся к словам. К обозу не к обозу… главное, если к их компании пристать, меньше внимания привлечете. Считает их кто-то, что ли? Оденетесь, как они, и…
— Попробуем, госпожа, — кивнула она и покосилась на маску. — И как вы не побоялись эту штуку надеть?
— Райгор велел, — ответила я. — Пошутить хотел. А я сообразила, как можно ее использовать. А теперь помолчи, я хочу испробовать кое-что, вдруг все же получится?
Сперва я хотела просто надеть вторую женскую маску на чучело, но потом подумала: а как я объясню, какой облик принять? Надо было сперва снять отпечаток своего лица, так же как мастера, — тут я невольно поежилась, — отливают посмертные маски для надгробий, для князя Даккора тоже сделали такую. Сперва воск и глина, потом металл и чеканка, я слышала, как это обсуждали…
Вторая маска на ощупь была такой же ледяной, как первая, но повиновалась столь же охотно. «Застынь, — попросила я мысленно, увидев в зеркале свое отражение, — сохрани мои черты! Не меняйся, не показывай мешковину и солому вместо лица, побудь мной хотя бы недолго!»
Когда я сняла ее, маска по-прежнему казалась металлической, но стоило примерить ее на чучело…
Мадита тихо взвизгнула и зажала себе рот руками, когда соломенная кукла вдруг обрела мое лицо — не отличить от настоящего! Разве что неподвижное, но этого, как она сама и сказала, под вуалью видно не будет.
— А говорите, колдовать не умеете, — прошептала она.
— Умела бы, давно бы сбежала отсюда, — ответила я, растирая замерзшие пальцы. — Это не я, Мадита, это маски. Их хозяева могут притвориться кем угодно, и, видишь, у меня получилось использовать их наследие… Похоже вышло?
— Не отличить! Если б еще моргала… — Мадита осторожно коснулась лица чучела кончиком пальца, как когда-то — платья куклы. — Холодная какая…
— По такой погоде немудрено замерзнуть, да и не будет меня никто за лицо хватать. Так, плащ, перчатки, давай, помоги… Надо ее закутать, чтобы никто ничего не заметил!
В четыре руки мы живо управились, а потом Мадита еще уложила для меня вещи Райгора. Она, умница, принесла его дорожные костюмы, уже не новые, но еще крепкие, и несколько смен белья, а вот обувь мне пришлось надевать свою — у меня нога была намного меньше.
— Я, значит, сейчас вас провожу, госпожа, — тихо сказала она, удостоверившись, что я ничего не забыла, — а утром вот ее, куколку нашу, отправлю. Покручусь-поверчусь на глазах, потом вроде как пойду в ваших покоях порядок наводить, а то после отъезда все разбросано, беда просто… А как все своими делами займутся, мы с Динком и уйдем, даже и не таясь особо. Он уж наши пожитки перетаскал в одно укромное местечко, оттуда мы в ночь дальше двинемся.
