Глава 20
— Глянь, он жив еще? — спросил Чарим, когда незнакомец, как-то странно хлюпнув горлом, растянулся на земле.
— Почему я-то?
— Потому что ты его уже трогал, а мне что-то не хочется, — пояснил тот, и Вител осторожно перевернул беспамятного на спину носком сапога.
— Вроде дышит.
— Ага. Это он, наверно, от изумления сомлел, — сказал Чарим. — Слышали, что он бормотал? Жива, жива… и имя матери Ленни. Я верно расслышал?
Я кивнула, вглядываясь в изуродованное лицо. Тщетно, я не могла вообразить, какими эти черты были прежде.
— Ленни, ты ведь на мать похожа? — спросил Вител.
— Ты же сам говорил, что похожа, — ответила я. — Только статью в отца удалась, мама-то была невысокая и… ну… не тощая.
— Этот тип в лицо смотрел, да еще против солнца, — сообразил Чарим. — Наверно, спутал тебя с нею. У него, поди, в голове все перемешалось… Может это оказаться какой-нибудь слуга, который твою матушку совсем молоденькой знал?
— Конечно, — кивнула я. — Она была всего двумя годами старше, чем я теперь, когда замуж вышла, а в Сайтор приехала еще раньше. Ну… у нас так принято: нужно посмотреть, приживется ли чужак на перевале, примет ли наши обычаи… и примут ли его.
— Это ты о страже?
— Да… наверно. Не знаю, — помотала я головой. — Само вдруг вспомнилось. Должно быть, так… Маме тут понравилось, и хоть она и ворчала иногда, но больше по привычке. А этот… Может, это кто-то из наших людей, а может, кто-то из маминой свиты, ну, кто с ней в Сайторе остался, не захотел возвращаться.
— Много их было? — уточнил Вител.
— Нет, меньше десятка, — припомнила я, — и мужчин всего двое… Причем один был намного меньше ростом, чем этот, а второй уже пожилой.
— Да по этому поди пойми, сколько ему лет-то! — с досадой произнес Чарим. — Эк его искорежило…
— Он точно не старик, — уверенно сказал Вител. — Глянь ему в рот: зубы, какие уцелели, еще крепкие.
— У иных стариков зубы лучше, чем у молодых.
— Ну на руки посмотри, на кожу… где она целая. Не старческая же!
— Конечно, нет, — подтвердила я, неотрывно глядя на беспамятного бродягу. — Он ровесник моему отцу, разве что немногим старше. Он сам не знал точно, сколько ему лет.
— О чем ты? — не понял Чарим.
Вместо ответа я указала на незнакомца. При падении овчина с него свалилась, а рваное одеяние съехало, обнажив плечо и часть уцелевшей татуировки на нем. Б
— Ага, примета, значит, — обрадовался Чарим. — И кто же это, Ленни?
— Ривон, — обронила я. Внутри было пусто и холодно, и чутконосый, словно почувствовав это, ткнул меня носом в руку. — Это Ривон.
— Тот самый… — начал Вител и осекся. — Вот так притча…
— Уверена? — спросил Чарим. Он как-то подобрался, и без того узкие глаза вовсе превратились в щелочки. — Зачем же он сюда явился?
— Говорят, преступников тянет на место преступления, — серьезно ответил ему напарник. — А тут его, считай, позвали, и громко…
— Что, думаешь, он узнал, что Ленни жива, и пришел покаяться? — фыркнул Чарим. — Или все-таки довершить начатое?
— Как, интересно? У него при себе даже ножа нет, я ж его обыскал. Не хотелось, знаешь ли, обнаружить, что убогий калека просто ловко прикидывается, чтоб ночью меня по горлу полоснуть и спереть кошелек и Серого! А так… да от него ребенок отобьется! Или сбежит.
— Н-да… — Чарим потянул себя за усы. — Ладно. Так или иначе, он здесь, только проку с него шиш да ни шиша. Мало того что он умом тронулся, так еще говорить толком не может, как его допрашивать-то?
— Зачем допрашивать? — удивился Вител. — Может, он сам расскажет. Там слово, тут полслова. Тем более ему сильно много-то говорить и не надо, мы ж почти все придумали, а он пускай покажет, правильно или нет, кивать-то он всяко может. Только вот как его в сознание привести? Водой польешь — совсем окоченеет, пинка дашь — тем более…
— Погодите, я попробую, — сказала я и присела рядом с Ривоном. — Ривон… Ривон, ты слышишь меня? Очнись, Ривон, это приказ!
— Лен… Леннар… — едва слышно прохрипел он, разлепив мутные глаза и уставившись мне в лицо.
— За что ты убил меня, Ривон? — негромко спросила я, наклоняясь ниже и стараясь не морщиться от ударившего в нос запаха. — Кому ты продал мою
