это будут не мои стихи? Вдруг кто-то другой, как и я, вынужден был придумать носить стихи на палках? Значит, он тоже должен был делать дырчатые таблички? И всё же свои тексты я должен вспомнить. Тем более, что я ещё и подписывал стихи своим именем Антрахамер. Кстати, свой престижный отель в центре Старой Качели Виктор Охапкин назвал этим именем в честь меня. Вот только я роман о нём так и не написал. Потому он и вспылил в Дворянском собрании. Нехорошо получилось. Ладно, я ему стихотворение посвящу. Этот обжора вполне заслужил такой подарок.
За этими мыслями и застал Смычкина появившийся Михаил Михайлович. Владлен вскочил обрадованный его появлением и усадил гостя в удобное кресло. Потом побежал на кухню, принёс бутылку вина и пару бокалов.
– Ну, давай, мифограф древностей показывай твои артефакты!
Дубравин не спеша вынул из портфеля коробку, открыл её и стал разворачивать пергаментную бумагу, которая особенно сильно шуршала в создавшейся тишине. Сердце у Смычкина замерло на нулевой отметке. И вот, наконец, появилась первая глиняная табличка, изрядно посеревшая от времени и пыли. Но углубления от клинописи были вполне рельефными и читабельными. Смычкин стал ощупывать табличку, разглядывать её и даже понюхал, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но самое главное было то, что он узнал свою подпись, поставленную в самом низу таблички. И стихи стал узнавать.
Затаив дыхание, за его движениями следил историк. Было непостижимо для Дубравина, что глиняные таблички принадлежат человеку, который ради этой встречи с прошлым умудрился прожить дюжину жизней. Именно он создатель таблички и тех значков первой на Земле письменности, которыми он смог закодировать мудрость, зародившуюся в древнем царстве Урука.
Вторая встреча
Владлен Смычкин ещё за неделю до отъезда понял, что ему пора собираться в дальнюю дорогу, тяготы от которой вряд ли кто-нибудь захочет разделять с ним. Его всё время грела одна мысль, связанная с глиняными книгами, которые он когда-то безрассудно бросил в Древнем Вавилоне. Где теперь находятся его «дырчатые» книги с самыми гениальными стихами, на которые когда-либо мог подвигнуть его Всевышний? Смычкин сравнивал свои стихи того периода с псалмами Давида, которые были написаны позднее. Возможно, что Давид унаследовал отдельные философские стихи из раннего Смычкина. Кто знает? Нет, я непременно должен найти свой архив и перевести его на современный поэтический язык. Сколько можно слоняться по миру, растрачивая понапрасну своё дарование! Пора сконцентрироваться на одной идее и воплотить её в жизнь. А у меня их более не осталось. Дело это непростое, но я ещё способен взяться за него и довести до логического завершения.
По обыкновению, Владлен, оснащённый новым замыслом, тут же шёл до Гороховой улицы и заходил в своё излюбленное питейное заведение под названием «Bar Duck». В этом заведении у стойки заказывали кто – кофе, кто – спиртные напитки, расплачивались и, получив в руки маленький алюминиевый бидончик с намалёванным красным номером посредине, уходили вглубь зала за столики. Каждый ставил свой бидончик на стол и ждал, когда ему, согласно номеру, принесут его заказ. Оглядевшись по сторонам, Смычкин увидел человека, которого он где-то встречал, но не мог вспомнить, где именно. Владлен постучал по своему пустому бидончику так, что сосед услышал его стук и оглянулся. Смычкин сделал ему знак рукой, и они оказались за одним столиком. Когда сосед подсел к нему со своим бидончиком, Смычкин вспомнил, что это был Пьер Перен из Лозанны. Тот самый Перен, у которого он в самом начале романа купил фонарь, чтобы с его помощью найти себе друга, а то и несколько друзей, если повезёт. Перен сразу вспомнил Смычкина, только имя спутал, назвав его Владимиром. А Смычкин в свою очередь не сразу вспомнил, что у его знакомого было необычное имя и отчество – Пьер Никандрович. Когда всё устаканилось в их повторном знакомстве, молодые люди разговорились. А после принятых рюмок беседа и вовсе обрела живой интерес. Смычкин сказал даже, что появление Перена в его судьбе становится знаковым. Заинтригованный сосед по столику стал расспрашивать, в чём же выражается эта знаковость? Смычкин и рассказал ему почти все истории, которые с ним произошли после их первой встречи. И, надо признать, рассказ его получился таким складным, что Перен местами даже всплёскивал руками от восхищения – настолько его поразили те перипетии, которые испытал со своими новыми друзьями Владлен Смычкин.
– Как жаль, что я всё это время оставался в стороне, – сказал Пьер Никандрович, дослушав рассказ Владлена Валерьяновича. Такое общение с кругом твоих друзей изрядно украсило бы мою жизнь, и чего это мы не встретились сразу, как ты завёл себе Гарика и Осю. Какие славные, должно быть, эти парни! А про Пихенько я вообще молчу. Жаль, жаль, что мы разминулись, – опечалился Перен.
– Не грусти, Пьер Никандрович. Я сейчас стою на развилке нескольких дорог, и мне понадобятся новые друзья для воплощения в жизнь замыслов, связанных с моим творческим багажом, который я оставил в одной из своей давнишней жизни. И Смычкин кратко поделился своими соображениями на этот счёт. Перен, который оставил прежнюю работу и скучную Лозанну, перебрался в Старую Качель в поисках удачи, словно бы только и ждал, что окажется востребованным для такого видного человека, каким был Смычкин. Молодые люди сделали по третьему заказу, и на этот раз они выпили за новые свершения, которые им предстоит постигнуть, путешествуя по миру в поисках теперь уже не материальных ценностей в виде кладов, а кладези мудрости, некогда явленной миру юным Владленом Смычкиным, поименованным в те времена как Антрахамер.
О, Вавилон, – стал читать свои стихи Владлен, – среди твоих химер
Пьер, когда рождались мои стихи, мир рефлексировал, но уже начинал осознать единство человеческой истории. Именно в зоне осевого времени и появляется современный тип человека, задумавшийся над тем, что такое зло, смерть, в чём смысл бытия? Тогда люди тянулись к
