давно уже не производились в Старой Качели. Досталась она ему от тёти, исключительно для проведения химических экспериментов. Тётя Оня была молодой учительницей. В тот день у неё как раз собрались её подружки, тоже молодые учительницы, которые устроили пир. Мужчин среди них не было, а юному химику ещё со двора было слышно, что в доме стоит гул от всеобщего веселья. Когда он вошёл в сени, то услышал радостный возглас одной из учительниц:
– Девоньки, мы с вами четверть закончили. Предлагаю выпить за это!
И девоньки выпили остатки разлитого по бокалам самодельного вина, после чего дружно принялись, кто чем закусывать смородиновую наливку, которую тётя Оня сама готовила в трёхлитровой бутыли, привязывая на горлышко тонкую резиновую перчатку. Когда они увидели Жоржа, тут же начали угощать его сыром, пирожками, колбасой, салатом. Увидев, что бутыль освободилась, Жорж стал выманивать её у своей тёти. Она бы ни в какую не согласилась отдать такую удобную и памятную ей бутыль, сохранившуюся в доме с давних времён, но Жоржу помогли её подруги по работе. Юноша никогда не видел своих учителей в таком виде, и ему было любопытно побыть с ними подольше. Они, изрядно захмелевшие, наперебой стали нахваливать юношу, тиская его и приговаривая:
– Оня, посмотри, какой хороший мальчик просит тебя! Отдай ты ему эту бутыль, может, он открытие совершит, а ты его таланты зарываешь из-за какой-то посудины.
Тётя Оня жила на соседней улице и упорный Пихенько вскопал огород под морковь, капусту и свёклу, а ещё две недели пас её коз, чтобы получить заветный сосуд.
Теперь этот сосуд наполнился. Разве что могло в него войти не более тридцати граммов недостающей щёлочи и десяти граммов глицерина.
И вот свершилось: наутро Пихенько сразу же бросился к бутыли, которую теперь держал в углу дровяного сарая, где никто не ходил, никакие топоры и лопаты не ставил. Даже невооружённым глазом было видно, что искомая консистенция была получена.
Вечером того же дня Пихенько вместе с дедом Марком смонтировали самогонный аппарат, залили в него процеженную маслянистую жидкость и развели огонь под котлом. Делали они это на огороде, подальше от подворья: вдруг рванёт при нагреве. Дед хотя и не совсем доверял опытам внука, но всё-таки какая-то надежда на продление жизни в нём теплилась. Баба Феня, в отличие от деда, сразу сказала, что ничего путного из этих опытов у них не получится. Она углядела в этом некий сатанинский промысел.
Дед просил внука не обращать внимания на бабушкино ворчанье:
– Не бери в голову, ей всегда всё было до фени. Не случайно же её так и назвали.
От нагрева в котле забулькало, повалил пар. Наконец из охлаждённого льдом змеевика закапал абсолютно прозрачный эликсир. Потом потёк.
– Это первач! – сказал дед Марк, выглядывая из-за мотоциклетного ветрового стекла, которое установили перед котлом на случай выброса агрессивной жидкости из запущенного и грозно клокочущего реактора.
Жорж потирал руки от предвкушения удачи. Он на ходу делал расчёты, что-то записывал в тетрадь, снова подбегал к котлу и подкидывал дрова. Когда заря окрасила небо, литр эликсира стоял на летнем столе под яблоней, где обыкновенно садились пить чай, когда не так сильно доставали комары и мошкара.
– Уберите эту мандулу со стола, – возмутилась баба Феня при виде закрытой банки с готовой продукцией.
Но когда она увидела, во что превратился доставшийся ей от деда самогонный аппарат, то крик стоял на всю Осьмушку.
– Язветь-то вас, такой агрегат ухомаздали! – она гналась за дедом Марком и норовила огреть его увесистым, но рассыпающимся в руках змеевиком. А юного алхимика вообще посадила в погреб и лишила возможности посмотреть в кои-то веки привезённое в Осьмушку кино. Самогонный аппарат не взяли даже на металлолом.
Усатый приёмщик стал оглядывать изъеденный котёл со всех сторон, потом отбросил в сторону, оттёр руки ветошью и сказал Жоржу:
– Ты что такое с металлом сделал? Он у тебя в порошок превращается.
Надо сказать, что никакие открытия в Старокачелье не давались без побоев и гонений. Пихенько лишний раз смог убедиться в этом на собственном опыте. О том, что открытие ему удалось, он понял намного позже. Разъярённая баба Феня в отместку за испорченный самогонный аппарат, который давал ей хоть и небольшой, но стабильный заработок, схватила банку с сатанинской жидкостью и запустила её в угол двора, где давно уже досыхало на корню старое дерево. Когда-то оно обильно плодоносило, и с него дед Марк бывало натряхивал мешка по четыре грецкого ореха. Потом дерево состарилось, пришло в негодность, а спилить его было не так просто: упадёт ещё на дом и крышу проломит. Банка разбилась, и заветная жидкость тут же впиталась в землю прямо под ореховым деревом. Дед Марк сильно осерчал на свою старуху за его порушенную надежду на омоложение. Он подбежал к груде битого стекла и хотел было, хоть что-то найти в крупном донном осколке, но этого едва хватило омочить ладони и теми ладонями протереть лицо. Наутро он проснулся, увидел себя в зеркале и вскрикнул от удивления:
– Едрёна вошь, как я хорош!
И действительно: лицо у деда Пихенько стало молодым до неузнаваемости. Никаких морщин, нос из красного и картофелевидного сделался прямым и изящным, и из него теперь не торчали пучки седых волос. Вот только волосы на голове остались такими же седыми, и кожа на шее сохранила былую дряблость. Словом, куда попал эликсир молодости, там и преображение произошло. Вот и руки у деда из грубых и мозолистых сделались красивыми и без
