Прабабка моя носила.
– Рубины? – глаза женщины вдохновенно загорелись.
– Ну зачем, – Алла опустила глаза, – рубины – дешевка. Это уральские гранаты.
Отодвинула тарелку и поморщилась:
– Из чего они делают эти биточки? Сорок копеек, а сплошной хлеб.
– Я беру бефстроганов, – ответила сотрудница, не отводя взгляда от бус. – Всего сорок восемь копеек, зато натуральное мясо.
Азорские острова
В самом захудалом НИИ 60-х годов непременно имелся секретарь – вернее, секретарша, вооруженная пишущей машинкой, дыроколом и прочей снастью, необходимой для делопроизводства. Секретарша размещалась в приемной, рядом с директорской дверью.
НИИПТ, что бы это ни значило, был не таким уж захудалым, если секретариату полагался штатный курьер. Это оказалось очень кстати для Аськи.
Пожилой кадровик окинул критическим взглядом ее щуплую фигуру, спросил паспорт. «Учитесь?» – «Да, в университете». – «Заочница будете?» – «На вечернем».
В обязанности курьера входила сортировка почты и развоз конвертов и пакетов по городу, в разных местах которого были рассеяны филиалы, отделы и лаборатории НИИ.
Вначале Аська металась по городу, как кошка на пожаре, но месяца через полтора приспособилась комплектовать почту таким образом, чтобы ездить с минимальным количеством пересадок.
Технологический отдел находился в самом центре, неподалеку от Аськиного факультета, поэтому поездка туда завершала ее рабочий день.
У нового технолога была необычная фамилия Очерет и внешность испанского гранда: треугольная бородка с усами, смуглость, впалые щеки. Неторопливо протягивал руку за почтой, гудел низким голосом: «Благодарю». Все остальные говорили: «Спасибо, Асенька!» Но то другие, а то – вот этот, с необычной фамилией и сам необычный.
Секретарша главного технолога сказала, что «гранду» тридцать один год, зовут Глебом. Добавила, что новенький не женат и «все наши бабы дико втрескались в него».
– А чего в нем особенного, скажи? – возмущенно добавила, чуть покраснев.
– Абсолютно ничего, – согласилась Аська.
В самом деле: ничего особенного. Ну борода; подумаешь! Ему подошел бы такой воротник, как на обложке «Дон Кихота». Шариковая ручка легко двигалась по странице тетради, выводя ровный хоровод восьмерок – точь-в-точь сервантесовский воротник в сечении, а над ним лицо в усах и бородке. Спохватившись, Аська перевернула страницу и начала переписывать с доски формулу.
Следующая неделя началась неинтересно: почты для технологов не было. Несколько дней на работе и лекциях прошли в маете, но технология, к счастью, не стояла на месте, потому что вскоре радостная Аська взлетала по знакомой лестнице, сжимая в руке пачку конвертов. Один из них был адресован «ст. инж. Г. Очерету». «Я очерет, ты очерет, он, она, оно очерет», – крутилась в Аськиной голове веселая ерунда, пока она неслась по коридору. Впереди появился «испанец». Он шел медленно и бесшумно, как ходят коты, и каждый шаг был упругим.
– Для меня что-то есть? – прогудел низко.
Аська так волновалась, что выронила конверты. Нагнулась одновременно с Очеретом и тупо смотрела, как он быстро собирает почту своими ловкими смуглыми руками. Встал упруго и, взяв Аську за локти, поднял с пола, совершенно пунцовую.
– Вы тут аккуратней, – сказал, удаляясь.
В тот вечер она не пошла на лекции. Слонялась по городу, заходила в кафе, потом опять бесцельно бродила по улицам. Почти все прохожие были в болоньевых плащах, весенний ветер надувал плащ, и Аське хотелось взлететь над крышами, как воздушный шар. Она вспоминала, какие необычные у него руки, видела гибкие смуглые пальцы с редкой черной порослью на нижней фаланге. И как он неожиданно улыбнулся: всегда сомкнутый рот раздвинулся, сверкнули зубы. Дикий зверь из породы кошачьих, грациозный и непонятный. Опасный: то ли укусит, то ли прильнет и приласкается. От этой мысли Аську бросало в жар, словно она почувствовала прикосновение бороды – колючая? мягкая? Зажмуривалась и мотала головой, чтобы не думать о нем, а ветер охлаждал горящее лицо, и хорошо бы, если б он унес это смятение, как подхватил и гонит вдоль парапета чей-то легкий шарф… И думать надо было о надвигающейся сессии, поэтому Аська таскала с собой толстый учебник. Садилась на скамейку, раскрывала страшное в своей непонятности уравнение Шредингера и сидела не двигаясь, а ветер торопливо перелистывал страницы.
…Хорошо бы встретить его случайно – ведь может же одинокий тридцатилетний мужчина гулять по набережной? Конечно, может. «Ася? – удивится он. – Что вы читаете так сосредоточенно?» – «К сессии готовлюсь», – бросит она небрежно и посмотрит коротко затуманенным наукой взглядом, потому что совсем не посмотреть будет невежливо. Глаза у него темные-темные, чуть раскосые; опасные глаза, лучше не всматриваться… Что будет дальше? Наверное, скажет свое «всех благ» – и пойдет дальше. Никто так не прощается, только он; каких «благ» желает, непонятно. Впрочем, все может обернуться иначе. Например, пригласит в кафе, заговорит об одиночестве, и выйдут они из кафе, когда уже стемнеет, он возьмет ее под руку… Потом, через несколько лет, они будут вспоминать этот день, и смеяться, и радоваться, что все так удачно сложилось, потому что… потому что первым родится мальчик, а через год
