спрашивающим относились, мягко говоря, высокомерно. Но Джарра вдруг сказала просто:
– Делай, что должен. И не переставай его звать.
Выбрался из лесу и пришел к дому Махагрона Кир только к рассвету.
Он за обе щеки уплетал предложенный Махагроном ранний завтрак. Все-таки еда здесь куда вкуснее сарегонской, пусть ту и готовят на лучших фабриках по тщательно выверенным рецептам, соблюдая стопроцентное соответствие формулам.
Рассказывать всего, что произошло за это время, Кир не стал. Он хотел любой ценой сохранить в секрете историю Ирис и Аэрис. И не то чтобы он сомневался в Махагроне. Нет, напротив, он был уверен, что старик не станет нарочно портить жизнь девушкам, ровесницам его внучки. Только вот, узнав эту историю и не сообщив об этом «кому надо», он стал бы соучастником. В том, что эти «кому надо» существуют, Кир и не сомневался: не случайно же именно Махагрону поручили воспитание пришлого студента. Да и местные методы дознания Киру довелось наблюдать лично.
К тому же были куда более важные вещи, чем невинные в общем-то шалости контрабандистов.
Тревожные новости, которые принес Кир, Махагрона, как ни странно, не удивили.
– Хочешь мира – готовься к войне. Думаю, и у нас в Совете всерьез думают о каком-нибудь «плане Б». Если шансы есть только у одного мира – каждая сторона постарается, чтобы это был их мир.
Кир похолодел. «Найди возможность сохранить переход, чего бы это ни стоило». Теперь он, кажется, действительно понял, что имел в виду Рикс.
– Жаль, если Рикс перестанет работать с нами. Он… – Махагрон поискал нужное слово, – неплохой.
– Он велел мне не возвращаться. Ни при каких обстоятельствах.
Старик кивнул:
– Пока ты здесь, отозвать тебя они не могут. Это будет означать конец проекта, разрыв отношений, а тут многое завязано… Общие интересы, торговля. Нет. В открытую действовать они не станут. А вот травма… Внезапная смерть… Это может быть.
Кир подскочил со стула.
– Смерть?
– Ну не настоящая, конечно. Такая, в которую бы мы поверили. Ты слишком ценен для них. Не ты сам, конечно. Но то, что ты умеешь. То, как это можно использовать…
– Мне бы еще в одно местечко заглянуть. Но это ненадолго. В УЧИ у меня, наверное и так будут неприятности…
Махагрон, как выяснилось, отпросил его на целую неделю.
– Не хотел рисковать. Пропускать занятия тебе нельзя. Без уважительной причины. А творческая работа с научным руководителем – причина уважительная.
– Так что вы вот так в любой момент можете меня вызвать? – удивился Кир.
– Нет, – старик нахмурился. – Только на одну неделю в течение семестра. Обычно это время перед экзаменами берут… Так что больше пропусков быть не должно, а с экзаменами ты будешь справляться сам.
Кир согласно кивнул.
Махагрон кивнул и продолжил назидательным тоном:
– Занятия – это главная твоя забота здесь. Помнишь? «Наступит момент – и знания окажутся единственным оружием».
Кир вздохнул. Эту цитату из бессмертного творения Лео Нарта он читал, слышал и повторял не раз. К сожалению, светоч науки забыл упомянуть, какие именно знания ему пригодятся. Да и поведать о том, когда настанет пресловутый момент, тоже забыл. Может, он давно уже настал. На Сарегоне вон без технологий, которые суть примененное знание, и еды-то не добудешь. На Альтаре – те же кварки, только в профиль: не зная нужных заклинаний, пропадешь…
Но делиться с Махагроном своими мыслями он не стал. Время для научного диспута было совсем неподходящим. И задавать самый главный, самый трудный вопрос тоже не стал, хоть и порывался несколько раз.
Вместо этого он наскоро попрощался, уселся в ступу и полетел на станцию.
Антир сидел на крыльце, ловкими взмахами ветки создавая изящные розочки для торта и тут же растворяя их в воздухе. Увидев Кира, он переменился в лице, подскочил, подбежал, стал суетливо открывать калитку.
– Что-то случилось?
– С Ирис все в порядке, – поспешил заверить его Кир, – я тут по другому поводу. Я… насчет Сарегона.
Антир сразу сник.
– Расскажите мне всё. А я – даю слово – не использую это во вред вам или Ирис.
– Слово? – изумленно протянул Антир, – не разбрасывался бы ты словом, мальчик.
Впрочем, момент был явно не тот, чтобы углубляться в нравоучения. И мужчина начал свой рассказ.
Он говорил, говорил, говорил, а перед глазами Кира, как живые, вставали картины.
