день расшумелась, что хочет надеть новое платьице и пойти со мной на работу. Я и подумать не мог, что больше не увижу доченьку. Это слишком жестоко! Я купил ей новые сандалики, а ножки так опухли, что сандалики не налезли. Извините?! Извините?!!!! – Жэнь Чуань размахивал руками, все сильнее впадая в неистовство: – Я тоже приехал на заработки. Я один кормлю всю семью на две с лишним тысячи юаней. Если действительно хотите извиниться, так для начала верните мне деньги за лечение. Я потратил несколько десятков тысяч!

Старики твердили «простите», не зная, что и делать. Го Жуйжэнь забормотал:

– Мы и подумать не могли, что наш сыночек приедет в Гуанчжоу на заработки и совершит тут преступление… а денег у нас нет.

Жэнь Чуань от скорби перешел к ненависти:

– Так вы сына воспитали? То есть на вас, как на родителях, нет ответственности? Почему вашему сыну-мерзавцу понадобилось убивать трехлетнего ребенка?!

Лун Шанъин захлебывалась от слез:

– Наш сыночек тоже погиб… Простите… простите…

В дверях показались обе бабушки и тетя девочки. Одна из бабушек взволнованно сказала:

– Мы же все уже старики, должны понимать, что это такое.

Мать малышки горевала безмерно, она больше пятидесяти часов просидела под дверями палаты интенсивной терапии, несколько раз падала в обморок в больничном коридоре. Она, давно выплакавшая все слезы, поднялась с постели, обессиленно прислонилась к дверному косяку, хотела что-то сказать старикам, но не могла уже вымолвить ни слова.

Жэнь Чуань, видя, что Лун Шанъин все еще стоит на коленях, протянул руку помочь ей подняться со словами:

– Я вас не ненавижу. Правда. Я вас не виню. Поднимайтесь быстрее!

Журналист хотел что-то сказать, сунул в руку Жэнь Чуаню лилии и фрукты, но тот не взял:

– Нам не нужно, отдайте им. – Он добавил: – У вас несколько детей, а у меня была только моя доченька. Я тоже приехал на заработки, на всем экономил, чтобы вырастить ребенка, если вы искренне хотите извиниться, то возместите мне тридцать тысяч юаней, потраченных на лечение. А иначе увидимся в суде. – С этими словами он с силой захлопнул дверь.

11

В последний день августа Го Жуйжэнь и Лун Шанъин встали спозаранку. Лун Шанъин, как обычно, открыла курятник и выгнала кур, чтобы те поклевали что-нибудь, затем подмела в доме, выдернула несколько морковок и сорвала пару стручков перца чили. Мясо с перцем – любимое блюдо Го Юня. Вчера Го Юнь ездил в уездный город и привез оттуда целых двадцать килограмм свинины. Он знал, что после отъезда родители пожалеют денег на мясо, лучше уж сразу закупиться, тогда придется съесть. Лун Шанъин с утра пораньше тайком порубила пять килограмм мяса и пожарила с перцем, чтобы сын взял в дорогу. Го Юнь купил еще и сотовые угольные брикеты, двести сорок семь штук, если жечь понемногу, то хватит на несколько месяцев, а еще привез отцу десять цзиней[16] рисовой водки. Приготовив мясо, Лун Шанъин пожарила заодно пять килограмм каштанов, пять килограмм перца чили, сварила пятнадцать яиц и упаковала все это в плетеный мешок Го Юня.

Сынок опять уезжает в дальние края. Лун Шанъин в последний раз приготовила ему завтрак: порезала постное мясо, выбрала лучшие куски и нажарила большую плошку, затем поджарила яичницу из двух яиц до золотистой корочки. Она изо всех сил старалась придумать завтрак посытнее. Пока она хлопотала на кухне, звеня посудой, в уголках глаз вдруг навернулись слезы. Лун Шанъин смахнула их тыльной стороной руки и пошла за водой.

Го Жуйжэнь привык с утра пораньше пройтись по полю, что-то поделать по мере надобности, глядя, как над их домом поднимается, а потом рассеивается дым от готовки. В этот момент солнце встает на востоке и освещает вдалеке место слияния трех рек, и тогда Го Жуйжэнь вскидывает мотыгу на плечо и идет домой завтракать. Утром можно размяться, воздух прохладный и свежий, да и настроение прекрасное, утро – самое радостное время суток. Если дел нет, то все равно нужно поглядеть, как там посевы, а еще посмотреть на горные пики, вечно стоящие на страже на краю деревни, тогда Го Жуйжэнь испытывал чувство удовлетворения и спокойствия. Все жители Хуанбаобао привыкли рано вставать и рано ложиться, как говорится, с восходом – вставай, после заката – отдыхай, испокон веков и поныне деревня живет по такому обычаю. Вернувшиеся с заработков односельчане живут не так. Они не поднимут свой зад с кровати, пока солнце не будет палить вовсю, а вечером тоже не хотят так рано ложиться – смотрят телевизор, ищут себе компанию для игры в мацзян и играют на деньги. Чем больше играешь, тем больше окружающие тебя уважают. В ходе игры каждый ведет себя как важная шишка, один другого жестче.

Го Жуйжэнь сегодня намеренно не пошел на поле. Сегодня он, словно бездельник, праздно смотрел по сторонам, ждал, когда Го Юнь проснется. Он не хотел его будить, поскольку знал, что сыну еще предстоит несколько сотен километров трястись в автобусе дальнего следования, потом посреди ночи пересаживаться в Гуйяне на поезд, не спать до утра, поскольку иногда народу так много, что даже присесть некуда и приходится ехать стоя. Те, у кого со здоровьем не очень, такое и не сдюжат. Эх, нелегко даются деньги на чужбине!

Когда сын возвращается, то в доме бурлит жизнь, а когда он уезжает, то дом пустеет. Старикам только и осталось, что бесконечно ждать. Иногда Го Юнь приезжал только раз за два-три года – жалко было тратить деньги на дорогу. Внутри застывали мысли и тревоги, нагромождавшиеся день ото дня. Когда человек стареет, то надеется, что дети будут рядом. Хорошо хоть в этот раз Го Юнь перед отъездом обещал вернуться на Новый год. Но у Го Жуйжэня

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату