– Шиминь читает, велел не беспокоить.
Ван Маньшэн аж подпрыгнул и заорал:
– Ли Шиминь, ты слышишь? Пока ты читаешь книжки, Ху Аньцюань доведет моего барана до смерти!
Жена старосты по-дружески вытолкала посетителя на улицу:
– Шиминь не выйдет. Ты же знаешь его нрав – он не выйдет.
Ван Маньшэну было неохота идти в горы. Он объяснил своей жене, что, пока его сердце точно проколотый мяч, ему не до выпаса. И вот в эти тягостные для него часы каждый день кто-нибудь да приводил во двор Ху Аньцюаня овец на случку. Ху Аньцюань опытным путем установил возможности барана – за один день тот мог случаться только три раза, а на четвертую овцу его уже и плеткой было не загнать. Возможно, на свете и были бараны, которые могли за день осилить пятерых или шестерых овец, но этот к ним не относился.
Каждый раз, когда во двор к соседу вводили овцу, жена Ван Маньшэна докладывала об этом мужу. Ван Маньшэн наконец не выдержал. Вместо того чтобы, как обычно, покурить на кане, он стиснул зубы, спрыгнул с лежанки и ринулся вон.
– Мать его, мне не дождаться Ли Шиминя! Мать его, я сам все решу!
Он созвал родню – Ван Маньтана, Ван Маньгуана, Ван Сюэкуя, Ван Сюэвэня, и, вооружившись утварью вроде мотыг, лопат и заступов, они пожаловали к Ху Аньцюаню.
Ван Маньшэн потребовал:
– Отдавай барана.
Жена Ху Аньцюаня вскрикнула от испуга и, обхватив руками голову, юркнула в дом, где и заперлась.
Ху Аньцюань не ожидал, что Ван Маньшэн пойдет на такое. Сосед нагрянул внезапно и не дал возможности подготовиться. Ху Аньцюань крепко сжимал мясницкий тесак и недвижно смотрел на банду Ван Маньшэна.
Ван Маньшэн повелительно приказал:
– Брось нож.
Ху Аньцюань ответил:
– Кто приблизится, того зарежу. Пырну так, что кровь всю землю зальет, кишки выпущу наружу. Одного да прикончу.
К счастью, до схватки дело не дошло. Еще много дней люди вспоминали, как староста бесстрашно ворвался во двор Ху Аньцюаня. Вскинув руку, он заорал на мужиков:
– Всем стоять!
Готовые ринуться на обидчика Ван Маньтан, Ван Маньгуан, Ван Сюэкуй и Ван Сюэвэнь были ошеломлены напором старосты и замерли на месте. Ли Шиминь, не опуская руки с растопыренной пятерней, обернулся к Ху Аньцюаню:
– Брось нож.
И только когда тот бросил оружие, староста опустил руку.
Ли Шиминь продолжил:
– Слушайте меня. Если кто-то применит силу, то с ним буду разбираться уже не я. Я несколько дней изучал юридические книги. Посмотрите, во что превратились мои глаза.
И действительно, глаза у него были набрякшие, как задница у курицы, а под ними залегли черные круги.
– Я ночами не спал. Когда отрубали электричество, зажигал керосиновую лампу и продолжал читать, пока наконец не понял. Закон не для запугивания, это правильная вещь, если кого убьют, разбираться будет полиция. В уездном суде чуть ли не каждый день кого-то отправляют на расстрел. Неужели вы не боитесь расстрела? А если боитесь, то уходите отсюда.
Ван Маньтан, Ван Маньгуан и прочая братия струсили. Они боялись расстрела и потому один за другим вышли со двора. Ван Маньшэн уходить не хотел и потребовал вернуть барана. Староста плюнул в его сторону, и тот тоже ушел.
Тогда Ли Шиминь подошел к Ху Аньцюаню:
– Ну что, по-твоему, я могу рассудить этот спор?
– Можешь, давай суди.
– Завтра утром я приду сюда судить, и судить буду по закону.
Народ со всей деревни набился во двор к Ху Аньцюаню, все были в приподнятом настроении, возбужденно предвкушая, как староста Ли Шиминь по закону рассудит тяжбу о вторжении барана.
В центре двора освободили место, вбили там два кола, к которым привязали барана Ван Маньшэна и овцу Ху Аньцюаня. Животные не понимали, что так горячо обсуждали окружающие, и лишь изредка поднимали головы и вострили уши, а их хозяева Ван Маньшэн и Ху Аньцюань, опустив головы, сидели на корточках рядом.
В середине круга поставили стол и скамью. Староста Ли Шиминь и волостной судья Лао Лю протиснулись в круг и сели на скамью. Ли Шиминь кашлянул