Вошли в сени, потом в саму избу. О, пьянка в разгаре, за столом пять пьяных морд, все уже в подпитии. Ещё двое на полу в углу девок насилуют. Михаил сразу пистолеты вскинул, выстрелил прицельно в одного разбойника, во второго. А парни его за сабли и разбойников за столом рубить. Пьяные да наглые отпор дать не сумели. Две минуты, и все сидевшие за столом мертвы. Насильники вскочили, пытаются портки подтянуть. А оружие их – сабли, на полатях валяются, и добраться до клинков возможности нет. Парни не дают.
– Кир, ищи верёвку и вяжи.
– Ты кто такой? Командовать взялся!
– Афанасий, отрежь ему язык поганый, чтобы не гавкал!
– Лучше причиндалы, ему они не пригодятся.
Разбойник в сторону прыгнул, схватил железную кочергу, стоявшую у печи. Афанасий сделал выпад, уколол саблей в грудь. Разбойник кочергу обронил, за кровящую рану схватился. Афанасий вторым ударом в грудь добил, всё равно не жилец. Второй насильник глаза выпучил, стоит ни жив ни мёртв, язык к нёбу присох, только мычит. Кир верёвку принёс, руки связал.
– Выводи во двор, пусть селяне своё слово скажут.
Девки, что в избе были, выбежали, к своим избам помчались. А народ уже и сам спешит к избе, где разбойники бражничали и смерть свою нашли. Когда собралась толпа, стали кричать:
– Отдайте нам его, на части разорвём душегуба!
Насильник съёжился. Он один и без оружия, а товарищи его уже мертвы, с апостолом Петром разговаривают. Куда и хмель из дурной головы девался. Ни один человек в его защиту не выступил.
– Миряне! – поднял руку Михаил. – Что с татем и насильником делать будем?
– По Ярославовой правде – повесить! В назидание другим и аз отмщение, – выступил вперёд крестьянин в изрядных летах, с седой бородой.
Селяне дружно его поддержали:
– Вздёрнуть его! Вздёрнуть!
– Кир, веди его к дереву, заслужил.
Разбойник дёргаться начал, ругаться нещадно. Михаил рукоятью пистолета ему в зубы дал.
– Попридержи поганый язык! Лучше молитву сочти!
Разбойник выбитые зубы выплюнул. А селяне уже и верёвку принесли, через крепкий сук берёзы перекинули, петлю завязали. Разбойника схватили, подтащили к дереву, петлю на шею набросили, за другой конец верёвки схватились, стали натягивать. Разбойник в воздух поднялся, задёргался, а через время стих.
– Бросьте его и тела других, что в избе, в лес, на съедение зверям диким. Не достойны твари эти христианского погребения и отпевания! – сказал Михаил. – Души их чёрные уже в аду и мучиться будут вечно.
– Спасибо от всего мира за избавление от татей, – выступил вперёд старик.
– Самим надо обороняться. Пришли лихие людишки, берите вилы и топоры, гоните.
– Так ведь убьют!
– Они и так ваших селян убили, да не одного, баб и девок ваших обесчестили. А вы в избы свои забились. Вместе вы сила, а поодиночке перебьют. Губный староста или мы, помощники его, везде не поспеем, велик уезд-то.
– Это верно. Может, откушаете, не побрезгуете?
– Откушаем, почему не уважить честной народ.
Пока селяне, мужская часть, трупы разбойников из избы вытаскивали, Михаил пистолеты зарядил, парням приказав:
– Оружие татей осмотрите. Если хорошее, забирайте себе.
В другой избе, где кровопролития не было, всем миром собрали обед, усадили Михаила и парней его как дорогих гостей. Накормили до отвала. Пища простая, но сытная. Михаил поднялся.
– Пора и честь знать, за угощение спасибо!
Михаил наклонил голову, поясной поклон отвесить – это уже перебор. Холопы перед ним, не равные.
– Не забывайте наше село, захаживайте! Благодарствуем за помощь в трудный час!
Селяне проводили до конца улицы. Когда отошли изрядно, Афанасий сказал:
– В первый раз за два года деревенские благодарили и обедом угостили. Не скрою – приятно. Вроде доброе дело сделал. Выходит, хлеб насущный можно не только грабежом добывать.
– Кто бы сомневался.
– Атаман, – спросил Кир. – А ты зачем помощником губного старосты представился? Для солидности?
– А что бы ты на моём месте сказал? Мы тоже разбойники, но добрые? Сам видел, что эти творили! Хуже татар или ляхов.
