привычное зрелище его детства и юности — не встречал застарелого голодного блеска в глазах, не слышал ноющего голоса попрошаек.
— Нету бедняков… Ну-ну…
И комэск настороженно успокоился.
Клокочущая энергия стихала. Шашка не покидала ножен, маузер мирно дремал в кобуре. Постепенно он обживался в Москве. В сопровождении охраны выезжал на прогулки, много ходил пешком. С интересом посмотрел несколько фильмов, сходил в театры (очень понравился Чехов, но особенно Маяковский). Мешало только надоедливое внимание окружающих, вывернув шеи, разглядывавших его во время представления, да утомительное написание автографов, выматывавшее больше, чем лютая рубка. Зашёл однажды в ночной клуб под названием «Красный буй» и выбежал оттуда через полчаса, чертыхаясь.
— Белогвардейский бордель! — кинул в сердцах поспешавшему сзади охраннику.
— Да не, — ответил тот. — Бордель туда подальше, через дворы.
Однажды он забрел на Красную площадь и, как завороженный, двинулся прямиком к золотистой надписи «Ленин» на красном мраморе.
Группу китайских туристов вежливые молодые люди в одинаковых костюмах и галстуках оттеснили в сторону, знаками объясняя, что придётся немного подождать. Китайцы оказались люди понятливые, охотно кивали головами и на всякий случай бросились снимать на телефоны и камеры человека с шашкой на боку, завороженно проследовавшего внутрь усыпальницы вождя мирового пролетариата.
Стоя над телом товарища Ленина, комэск думал о своем. Но мысли непроизвольно вырвались вслух.
— Как же, — тихо произнес он. — Как же так, товарищ Ленин? Как так могло случиться?
По его щеке покатилась слеза. Он стёр её резким, остервенелым движением, как будто собирался вырвать вместе с куском плоти — и, развернувшись на скрипнувших каблуках, шагнул к выходу.
Цыбулин и другие казаки заходили в «Шашку и подкову» часто. Обсуждали насущные проблемы, но громадью планов не отвечало довольно скромное финансирование. Казаки предлагали разные варианты добывания денег, в основном, путем защиты торговых работников от неведомых преступников, они называли это «крышеванием». Но Семенову эти способы казались подозрительными.
— Надо на сознательность богатых людей воздействовать, — говорил он. — Разъяснять им революционную правду! Мы же их детишек научим — и на коне скакать, и шашкой рубить…
Цыбулин усмехнулся, переглянулся с товарищами.
— Детки олигархов за границами совсем другому учатся, кони да шашки им не нужны!
— А почему за границей? — удивился Семенов.
— Считают, что там лучше. Выучатся, а потом и жить остаются!
Комэск вздохнул.
— Олигархи-то кто такие?
— По-твоему — буржуи!
— А-а-а-а! Ну, тогда понятно! После революции они тоже за границы разбежались… Только тогда они от рабоче-крестьянской власти убегали. А сейчас от кого?
— Это надо у них спрашивать, — пожал плечами Цыбулин.
Провожая казаков, Семенов выходил в коридор и обговаривал планы поездки в Семеново-Изобильное. Он предлагал отправиться конным порядком, но его не поддержали.
— На машинах поедем. И проще, и быстрее, и внимания меньше…
Потом Семенов возвращался к себе, наивно полагая, что разговоры в коридоре не станут известны тем, кто контролирует его жизнь.
Он думал, что перехитрил их, когда выйдя через другой подъезд здания, вскочил в черный «Лэндровер».
— Здравия желаю! — крикнул сидящий за рулем Цыбулин. — Позвольте прокатить!
Машина рванула и, взвизгнув шинами на резком повороте, вылетела на проспект. Следом уже пристраивался чёрный джип «Шевроле».
— За нами моя охрана! — сказал Семенов.
— Нет, это наши, товарищ комэск! Похоже, мы оторвались!
Цыбулин был радостно возбужден, его глаза горели. Семенов лишь взглянул одобрительно — и тот расплылся в улыбке.
В небе над «Лэндровером» и «Шевроле», следовавшими в сторону федеральной трассы, параллельным с ними курсом, двигался военный вертолет. Впрочем, мало ли летает в небе летательных аппаратов — от гигантских лайнеров до полуигрушечных квадрокоптеров!
В Семеново-Изобильное добрались на рассвете.
Автомобили с погашенными фарами один за другим въехали на пятачок перед зданием сельского музея. Цыбулин, утомлённый быстрой многочасовой ездой, распахнул дверь и шагнул на утрамбованную грунтовку.
