тут о свободе говорит?! – подбоченился он. – Тот, кто сам себе не принадлежит? То своему дяде в добровольное рабство отдался, то брату! Свобода для смелых духом! Для тех, кто не боится отказаться от каких бы то ни было рамок! А ты – раб! Раб, да!
– А ну, заткнись! – не сдержался на этот раз Эвин.
– Не горячись, брат! – безмятежно улыбнулся Эдгард. – Он просто не имеет понятия, о чем говорит. Свобода… Каждый из нас абсолютно свободен, где бы ни находился и что бы ни делал. Только мало кто это понимает. Мы – это наше сознание, а вовсе не тело. Пойми это, прими это, и ты обретешь совершенную свободу. Мы сами накидываем на себя цепи, сковывающие нас.
– Свобода – это деньги, – произнес Рамси Лютый с какой-то даже жалостью к Эдгарду, не понимающему таких элементарных вещей. – Когда у тебя задница голая и жрать нечего, тут уж под любого прогнешься, себя продашь.
– Растрачивающий драгоценные мгновения жизни, дарованные нам Неизъяснимым, на ублаготворение плоти – вот истинный раб, – сказал Эдгард. – Тело ненасытно, оно всегда будет требовать еще и еще. Эти цепи сковывают нас по ногам, не давая идти туда, куда направляет нас Неизъяснимый. И боясь телесного голода, такой раб стремится обзавестись как можно большим количеством вещей, чтобы ни в чем не отказывать телу. Так мы накидываем на себя цепи, которые сковывают наши руки, не давая делать то, в чем наставляет нас Неизъяснимый. Тот, у кого много вещей, всегда пребывает в страхе: он боится тех, у кого вещей меньше. Ведь они обязательно возжелают его вещи. Он боится тех, у кого вещей больше – те постараются обезопасить себя от того, кто беднее. На что способен человек, который всего и всех боится и не способен сдвинуться с места?
– Свобода – это сила, – сказал Мартин, сказал серьезно, вовсе не пытаясь уязвить кого-то или кого-то оправдать, а лишь донести свою точку зрения. – Мускулы, боевая хватка, хороший клинок – вот свобода. Кто сильнее, тот и свободен. Потому что способен противостоять кому угодно. Сильному нечего бояться. Сильный выше всех! А только тот, кто выше всех, по-настоящему свободен!
– И здесь, – продолжил Эдгард, – нас подстерегает последняя, нижайшая ступень впадения в несвободу. Все желания человека сводятся к одному: возвыситься над другими, заполучить власть над их телами. Обуянный этой страстью человек не думает более ни о чем другом, кроме как о сокрушении конкурентов. И нет такого преступления, на которое человек не пошел бы ради власти. И эти цепи мы накидываем себе на горло, они сковывают нас, не давая дышать. Откажись от ублаготворения своей плоти, от жажды вещей, от страсти владеть и повелевать – цепи спадут с тебя, и ты станешь совершенно свободен. И Неизъяснимый откроет тебе тысячи дорог, среди которых ты можешь выбрать себе одну-единственную. Свою. Каждый из нас появился на земле не просто так. Каждого из нас Неизъяснимый привел в этот мир для какой-то определенной цели. Вы когда-нибудь глядели с берега на заходящее в океан солнце? Оно прокладывает по воде сверкающую дорожку, отчетливо яркую. И вся штука в том, что всякий видит именно свою дорожку, зажегшуюся на великой воде именно для него – от его ног до самого солнца. У каждого из нас есть своя Сияющая тропа. Понимаете? Главное – увидеть ее. Вообще, можно сказать, получается так, что не мы выбираем Сияющую тропу, а она нас. Но только тех – кто способен ее увидеть. А смотреть на солнце непросто…
Эдгард говорил негромко и ладно, не напрягаясь подыскивать на ходу нужные формулировки, но и не воспроизводя затверженный когда-то текст. Слова словно сами собой шли через него. И так это получалось убедительно, что на него смотрели и его слушали все.
Кроме Цыпы Рви-Пополам.
Цыпа ворочал своим шестом, толкая плот вперед и вперед, по-бычьи опустив голову, глядя куда-то вниз, себе под ноги. Время от времени он вдруг замирал, словно в страхе втягивая угловатую башку в могучие плечищи. Будто бы прислушивался к чему-то, что происходило не вокруг, а внутри него.
– Мудрено говоришь! – высказался Тони Бельмо, когда Эдгард закончил. – Только вот нестыковочка выходит. Ты-то сам со всей своей внутренней свободой не на мягкой травке сейчас лежишь, цветочки нюхая и блаженно болтая ногами… Ты тут, с нами, с приговоренными к смерти, в этой проклятой Тухлой Топи, где только смерть и ужас… и даже солнышка не видно. Вообще никакого. Какую-то хреновенькую Сияющую тропу ты выбрал, свободный человек! Вообще ни разу не сияющую… Или она тебя выбрала…
– А зачем вообще эту тропу выбирать? – пошевелившись, спросил Рамси Лютый. – Если ты полностью свободен, значит, никто тебя заставить не может что-либо делать. В том числе – какие-то там тропы выбирать. Если тебе ничего от жизни не надо, так лежи себе, отдыхай…
Эти слова почему-то очень рассмешили Эдгарда.
– Разве мы животные? – осведомился он с широкой улыбкой. – Неизъяснимый создал нас, вложив в небесную глину божественную искру вечного устремления. Именно эта искра и делает нас тем, что мы есть – людьми, человеками. Именно она уподобляет нас Неизъяснимому, Творцу всего сущего. В нас вечно горит Огонь Созидающий. И этот огонь, разгоревшийся из божественной искры Неизъяснимого, – есть великое сокровище. Самое дорогое, что можно представить. Как можно просто закопать это сокровище? Человек пришел в этот мир, чтобы творить!
– Что – творить-то?.. – спросил Рамси, несколько оторопев от неожиданно вдохновенной речи обычно спокойного и сдержанного Эдгарда.
– Что угодно. Что-то новое. Что-то свое. Чего до тебя еще не было. Чтобы в конце жизни, оглянувшись, можно было с удовлетворением сказать, что твои годы прошли не зря.
– А вот ты, например?.. – прищурился на Эдгарда Тони. – Ты что творишь? Что созидаешь? Идя по избранной тобою Сияющей тропе?
Юноша снова усмехнулся:
– Дядюшка Аксель говорил, что я творю – Историю.
Это заявление оказалось столь неожиданным, что никто на него ничего не сказал.
