очень быстро. С Таечкой он общался, как будто играя в конфетно-цветочный период ухаживаний. Тень близкой смерти на ее остроскулом личике будила в докторе Шторме непривычную нежность.
Он отвлекся на громкую перебивку новостей, взглянул на экран.
– Почетный гражданин нашего города Аристарх Евгеньевич Баринов чудом избежал смерти.
Баринов? Знакомая фамилия. Дмитрий сделал звук погромче.
– Позавчера в торговом центре «Пирамида» было совершено дерзкое разбойное покушение на известного филантропа и мецената…
Шторм громко рассмеялся и отсалютовал себе бокалом. Уж он-то знает, кто это у нас такой дерзкий, такой разбойный! Он знает, только он. Да если бы все, что ему удавалось вытянуть из пациенток во время сеансов гипноза, можно было монетизировать, он стал бы богаче тестя. Он послал бы Илонку ко всем чертям и уехал, куда глаза глядят, к океану, на острова, туда, где нет жирных теток с именем Илона и их оборотистых папаш – помощников губернатора.
И тут его осенило. Информацию действительно можно продать Баринову. Таечке Вереск, конечно, не поздоровится, но она и так не жилец, неделей раньше, неделей позже – особой роли не играет.
Шторм подошел к сейфу. Сегодня он ничего делать не будет, задуманное требует свежей головы. Просто позвонить и сказать: «Я знаю, кто хочет вас убить, дайте денег»? Так дела не делаются. Ему нужно сохранить инкогнито на случай, если тесть что-то проведает, значит, необходим свеженький банковский счет за границей. Затем – разузнать личный адрес Баринова, самый приватный, чтобы его сообщение, минуя службу охраны, секретарей и прочие кордоны, попало напрямую к адресату. Затем…
Он достал из бара бутылку виски и стал пить прямо из горлышка.
Засыпала я с трудом. Перевозбуждение, Рашук, похрапывающий за стенкой, непривычно плотный двойной ужин заставляли ворочаться с боку на бок, сминать под головой подушку, сбрасывать и снова натягивать на себя одеяло.
Ведь прекрасно я в последнее время спала, проваливалась в черноту без сновидений, только коснувшись щекой льняной наволочки. А вчера так вообще красота: шаровая молния, глаза, очнулась только утром. Глаза, скорее всего, были мужские, в их выражении угадывалось нечто властное, вызывающее сладкую истому.
Я зажмурилась, вызывая в памяти вчерашнее видение. Точно мужские, и ресницы у них были угольно-черные, густые, отчего контур выглядел будто подведенным.
– Улягусь я на ложе и притворюсь больным… – низкий голос пророкотал в душной темноте спальни.
– Ты больна? Или притворяешься?
– Первый час уже, – я отвечала рассудительно, ибо только трезвое сознание способно справить с галлюцинацией, – пора спать.
– Ты спишь одна?
– А ты – генератор случайных вопросов?
Он негромко рассмеялся, отчего меня моментально бросило в жар.
– Красивые стихи. Твои?
– Древнеегипетские.
– Зачем ты их мне читала?
– К случаю пришлось.
Я уже поняла, что переживаю продолжение вчерашних глюков, и увлеченно зыркала по сторонам в поисках черных мужских глаз, но их нигде не обнаруживалось. Шевельнулась штора на приоткрытом окне, прохладный сквознячок приятно охладил лоб и щеки. Какой еще сквозняк? Дверь комнаты закрыта на два оборота ключа. Порыв ветра сдернул с меня одеяло, забрался под трикотажную ткань футболки. Хорошо… Спина непроизвольно изогнулась, волосы рассыпались по плечам. А-ах!
Воздух уплотнился, я ощущала уже не ветер, а прикосновения, медленные, ритмичные, дарящие удовольствие. Я протянула руку, пальцы встретили преграду и заискрились крошечными электрическими разрядами.
– Это ментальное воздействие?
– Что?
Я чувствовала ладонью биение чужого сердца.
– Мне кажется, я знаю, кто ты такой.
Он остановился с легким вздохом:
– Скажи…
Говорить или нет? Чем мне грозят лишние знания? В принципе ничем.
– Капитан Рашука, организм в процессе регенерации. И думаю, что сейчас ты лежишь в своем саркофаге, а некая астральная проекция… Есть такой термин?
