Неслись навстречу друг другу огненные столбы, скручиваясь и поднимаясь в небеса пылающими смерчами. То и дело сотрясалась земля, словно от ударов огромных кулаков. Рев стоял такой, что, казалось, даже вулканы застыли в изумлении. Маги не двигались, замерев в сотне шагов друг от друга, – а вокруг них бушевали стихии: поднимались пласты земли размером с бальный зал и пытались накрыть противника, снег свивался в толстенные жгуты-плети и хлестал, как стволы деревьев в бурю, летели сверкающие лезвия, грохотали разряды. Над магами с каждым ударом разбегались оставшиеся после метели тонкие перистые облака, и вулканические дымные столбы отклонялись в сторону от долины.
Казалось, они забыли о нас и сейчас сметут и защиту, и всех находящихся под куполом. Но щит держался, а потускневший ненадолго шар вдруг завибрировал и раскрылся, образовав что-то наподобие гигантского цветка. Внутри него все так же клубился туман.
– Что это? – пробормотала я, с отвращением услышав собственный нервный голос.
– Переход между мирами, – отозвался стоящий рядом со мной Львовский. Я открыла рот, но тут в мою руку вцепился Брин, подтягивая меня к себе.
– Дуглас, подойди, – позвал он, так крепко удерживая меня, будто я собиралась убегать. Куда тут бежать? Под щитом, рядом с непонятной аномалией сейчас всяко безопаснее, чем снаружи, где бьются вошедшие в раж маги.
Молодой человек, запомнившийся мне еще в доме Брина, остановился рядом со мной. Ему тоже вручили нож, и он рассек себе руку. Брин посмотрел на меня, кивнул, и я быстро сделала разрез на ладони. Во рту стало горько.
Оливер Брин измазал какой-то мелкий багровый камень с фиолетовыми прожилками в нашей крови и пошел в клубящуюся мглу. Я бы не рискнула, но кто поймет фанатиков? Он слепо нашаривал что-то ладонями, затем остановился и начал рисовать на тонкой проступившей перегородке пустой шестиугольник. Закончил и приложил камень в центр фигуры. И она начала чернеть.
Мужчины напряженно следили за происходящим. Я незаметно отступала назад – что-то во мне требовало немедленно убираться как можно дальше. Дошла почти до снегоходов, когда меня нагнал и схватил за руку Львовский. Предупреждающе покачал головой, поднес свои пальцы к моей порезанной ладони и залечил ее.
А с переходом-цветком творилось что-то странное. Тонкая перегородка вся почернела и начала выгибаться то внутрь, то наружу, как парус на ветру. Туда потянуло снег, завыл ветер, уходя в переход, как в холодный тоннель. Я схватилась за руль снегохода – меня тоже потянуло к «цветку». Языки тумана, поднятого битвой магов, вставали спиралью и втягивались сквозь перегородку.
– Так и должно быть? – поинтересовалась я напряженно.
– Мы не знаем, как должно быть, – сухо признался Львовский.
– Так, может, – разумно и настойчиво сказала я, – надо бежать?
Он промолчал. Мужчины неохотно отступали от перехода, сгибаясь от порывов усиливающегося ветра, и напряженно всматривались внутрь, словно чего-то ожидали.
– Господин Львовский, – я почти кричала, потому что к реву все усиливающих извержения вулканов и грохоту магической битвы добавился свист ветра, и приходилось сгибать ноги и упираться ими в снег, – раз моя роль выполнена, я жду выполнения вашего обещания. Здесь нам делать нечего. Пойдемте обратно, выпустите Катерину и отправьте нас домой.
Маг искоса глянул на меня – а ветер вдруг стих. Все замерло, но тут заполыхало уже под щитом. Мужчины разбегались, били заклинаниями в сторону перехода, а из него страшным роем вылетали какие-то чудовищные стрекозы. Невероятной величины, с огромными зелеными глазами, двумя парами крыльев и лапами с крюками на концах, все шипастые-зубастые. Челюсти даже отсюда выглядели устрашающе – мне показалось, что такая тварь запросто может заглотить человека. И опять, как на дне рождения Василины, я остро ощутила чуждость этих существ нашему миру. Их просто не должно было здесь быть.
«Цветок» с громким чавканьем начал заворачиваться внутрь себя, образуя простую дыру в воздухе с рваными краями, а оттуда всё неслись и неслись эти твари. Их уже было куда больше, чем людей. Маги спешно накрывали себя щитами – но кто-то не успел, и я увидела, как пикирует на него одно из чудовищ и отхватывает половину туловища – и тут же падает, сплющенное чьим-то магическим ударом.
Заговорщики спешно и довольно слаженно организовывали оборону, но мы были закрыты под начавшим сжиматься щитом, как насекомые в банке. Жри не хочу. Несколько стрекоз бились о купол, словно бабочки, другие приземлялись на снег и крутились – не нравился им холод, ой не нравился. Но остальные кидались на людей, и чем больше те колдовали, тем яростнее их атаковали. Я чувствовала, как у меня позорно стучат зубы, и снова застыла, не в силах пошевелиться, окаменев от страха. Внизу живота сжимался горячий ком, и руки немели, и виски начало разрывать болью.
– Спрячьтесь между снегоходами, – коротко приказал Львовский и понесся к своим, на бегу создавая перед собой стену из ледяных лезвий. Я, еле шевеля ногами, послушно нырнула куда сказали, закрыла голову руками, согнулась, слушая крики, грохот, гул. Только бы не заметили!
Я почувствовала опасность раньше, чем увидела, вжалась в землю сильнее; что-то чиркнуло по снегоходу, распороло мне куртку – я подняла глаза и завизжала, наблюдая, как одна из «стрекоз» разворачивается в воздухе и несется прямо на меня. Горячий ком под пупком полыхнул огнем по телу, виски взорвались болью, я подняла руки в попытке закрыться – и с изумлением увидела, как белеют и взрываются отвратительные глаза насекомого, как прямо в полете оно обугливается, теряет крылья и вспыхивает. Я только успела присесть, как чудовище пронеслось прямо надо мной и рухнуло, заскребло лапами.
