Бобби, кажется, забыл, как выглядит хозяйка – или его пугал запах лекарств и мой всклокоченный вид, – но встречал пес меня храбрым лаем из-под кресла.
Он, увы, рос немного трусливым.
На трубке копились пропущенные вызовы от Марта. Я улучила момент между операциями, налила себе кофе и отзвонилась ему. А то с него станется еще проверить, где я, а Эльсен за Зеркало в операционной пришибет и меня, и друга, каким бы крутым магом он ни был.
– Я в немилости у тебя, высочество? – осведомился он смешливо, и от этого тепла моментом ушли и раздражение, и усталость.
– Я в аврале, – я глотнула кофе и прислонилась виском к холодной плитке сестринской, – очень много работы, Март. Так что готовься в конце января меня жалеть и гладить. Пока мне не продохнуть.
– Это я всегда готов, – откликнулся он. – Совсем плохо?
– Да нет, – я с удивлением прислушалась к себе и поняла, что не кривлю душой. – Мне это нравится, Мартин. Но тяжело, да. Сплю очень мало. Ничего, после праздника пойдет на спад.
– Погоди-ка, – он чем-то шебуршал, звенел. – Не двигайся с места.
Я посмотрела на часы – еще пять минут, и нужно идти. Но уже открывалось Зеркало.
– Смешные тут щиты, – сообщил Мартин и протянул мне несколько пузырьков из темного стекла. – На, всё, что у меня было. Это тоник. Делает даже из уставшей клячи призовую кобылу. Бери, я у Макса еще выклянчу. А вообще у вашего Зигфрида должны они быть. Просто он в благородной рассеянности, видимо, не заметил, что принцесса на нежить похожа.
– Я ржать от него не начну? – я с сомнением потрясла один из пузырьков. Внутри колыхалась плотная жидкость. Открутила, понюхала – пахло свежескошенной травой.
– Нет, – с почти искренним сожалением ответил Мартин и ухмыльнулся, – у Макса напрочь отсутствует чувство юмора, поэтому тоник только тонизирует. Выпей, Марина.
– Слушаюсь, – я выдохнула и заглотила содержимое пузырька. Сладковатое, приятное. В глазах тут же посветлело, и голова перестала ныть. И слабость в мышцах прошла – наоборот, тело наполнилось такой пузырящейся, радостной бодростью, что я могла бы прямо сейчас отправиться в клуб и протанцевать до утра.
Но вместо танцпола светила операционная.
– Ты мой герой, – простонала я и закрыла глаза. – Спаситель! Принеси мне еще, идеальный мужчина, пока я не имею времени подвергнуть Зигфрида пыткам. Поделюсь с врачами.
Мартин потянул меня со стула, взъерошил волосы.
– Ночью ограблю Макса и завтра принесу. Заметь, ради тебя рискую быть испепеленным злым колдуном.
Я хихикнула, крепко-крепко обняла его, вжалась в свитер носом.
– Мне нужно идти. Я так рада тебя видеть, Март. Так рада!
– И я рад, – заключил он со смешком. – Норму обниманий и помощи близким на сегодня выполнил, теперь можно снова идти ненавидеть придворных.
Все-таки мы с ним очень похожи.
Мартин ушел в Зеркало, а я отправилась искать Эльсена. Впереди была трудная миссия – уговорить старого ворчуна выпить тоник.
И о пропущенном вечере органной музыки я вспомнила только через несколько дней. Все равно не смогла бы пойти. Честно говоря, я и о Люке-то не вспоминала. Да и вообще ни о ком.
Он сам напомнил мне о себе.
В один из суматошных дней до встречи с Мартином поступил пациент – отрада на фоне бесконечных аварийных и переломанных. Всего-то плановая язва желудка. Направили его к нам почему-то из другой больницы, и главврач лично просил Эльсена взять его на операцию – мол, родственник какого-то уважаемого человека. Эльсен плевался и витиевато ругался – ни одного мата, все высоколитературно, но так обидно, что мы заслушивались, главврач чуть не плакал, но в результате настоял на своем, пообещав внеплановый отпуск и расширение штата.
И операция прошла спокойно и быстро, и пациент был тих и вежлив, и родственники к нему приходили опрятные, спокойные, как с картинки. Я периодически видела их на обходах. Пациента выписали через три дня – виталистические процедуры сделали свое дело. А наутро после его выписки Эльсен, что-то пыхтя себе под нос, буркнул:
– Рудлог, зайдите ко мне в кабинет.
Я обожала его за это «Рудлог».
В кабинете стояли корзина цветов, какие-то пакеты, коробки.
– Вот, – проворчал старый хирург, – надарили. За вшивую язву, а благодарности, как будто я ему прямую кишку на денежный автомат заменил. А это вам, – он сунул мне в руки объемистую коробку конфет с прозрачными стенками, – очень просил передать.
