– Да не сжимайтесь вы снова, – сказал Свидерский с досадой. – Я шучу. У меня такое ощущение, что вы меня побаиваетесь, Катерина Степановна.
Она не ответила. Что отвечать, если так и есть? Свидерский за все время, что она работала здесь, ни разу не повысил голос, даже когда поначалу она ошибалась по-страшному. Ни разу не выразил недовольство, был терпелив, всё объяснял. Но ей все время казалось, что это ненадолго. Что все это маска, и вот сейчас он разозлится по-настоящему и проявит себя во всей красе. И понимала она, что это «наследие» от мужа, чтоб ему на том свете все воздалось, а поделать с собой ничего не могла.
Катя старалась не показывать своей настороженности, но ректор все равно замечал. И как она избегает прикосновений. И как нервничает из-за его оценивающих взглядов, которые он и не скрывал. Ей все время хотелось опустить глаза и отступить, но она сдерживалась и смотрела куда-то начальнику в переносицу.
– У меня для вас есть задание, зайдите, – Александр развернулся и отправился в кабинет. И Катерина, задержавшись на несколько секунд, чтобы посмотреть на себя в зеркальце и тронуть губы красной помадой, захватила блокнот и пошла за ним.
– Кофе, Катерина Степановна? – предложил Свидерский, когда она вошла в кабинет. Катя покачала головой.
– Разве это не моя обязанность, Александр Данилович?
Бывшая секретарь, Неуживчивая, номер которой Катерина первую неделю набирала по двадцать раз на дню и которая учила ее премудростям работы с терпеливостью монахини, позвонила сегодня, чтобы проконтролировать дела, – и высказала свое негодование тем, что начальнику не варят кофе и не приносят обед. Катя пообещала исправиться.
– Ваша, – согласился он с улыбкой. – Но я кофеман. Могу до десяти чашек в день выпивать. Осилите бегать туда-сюда?
– Я осилила нормативные акты, – сказала она ровно, – теперь, думаю, невозможного для меня не существует.
– И то верно, – проворчал ректор. – Ну пожалуйста, приступайте.
И когда она колдовала над кофемашиной, и когда склонялась за капсулами – отчетливо чувствовала на спине его взгляд. Будь это просто мужской взгляд, Катя бы не нервничала так. Но ей постоянно казалось, что там есть что-то еще. Словно он подозревает, что она канцелярию ворует, что ли.
Впрочем, она сама привыкла наблюдать за начальником исподволь. Своеобразная терапия. Поиск отличий от мужа.
Двигался Свидерский скупо, в отличие от знакомого ей экспрессивного Мартина и от высокомерно-небрежного герцога Симонова. Не любил костюмы, но постоянно носил пиджаки, однако вечерами, когда заканчивалось приемное время, Катерина часто заставала его в рубашке, с закатанными рукавами. Излучал доброжелательность и уверенность. Больше любил двигаться, нежели сидеть, – письма и приказы диктовал, быстро прохаживаясь по кабинету. Симонов не был толстым, но тело у него было нетренированное, ленивое. А Свидерский, хоть и казался худым для своего роста, мог похвастаться крепкими мышцами. Во всяком случае, по дому он ее пронес не запыхавшись. Подмечал мелочи: «У вас новая помада? Приятный оттенок». «Не выспались?» «Устали?» Легко говорил комплименты – она уже успела привыкнуть к его «Чудесно выглядите, Екатерина Степановна». И постоянно наблюдал за ней – оценивающе и забавляясь, будто охотник, смотрящий в прицел на зайчиху с зайчатами.
– У вас же здесь есть кухня, – сказала Катя, возвращаясь с двумя крошечными чашечками на блюдцах. – Можно варить, а не прибегать к механике. Вкус совершенно другой.
– Умеете? – он сощурился, глаза блеснули.
– Я много чего умею, – ответила она легко. Села на кресло, пригубила напиток и едва заметно недовольно хмыкнула: права, совсем не то.
– Сами напросились, Екатерина Степановна, – ректор свою порцию выпил залпом и вздохнул, тронул языком уголок губ, где осталась темная полоса. – В следующий раз вызову вас, сва?рите. Оценю ваши таланты.
Катерина кивнула.
– У вас было ко мне дело, Александр Данилович.
– Да, – Свидерский крутанул чашку на блюдце. – Скажите, Екатерина Степановна, как ваше окружение отнеслось к новой должности? Ведь, если откровенно, она не по статусу вам, совсем не по статусу.
«Какое окружение? – подумала Симонова с раздражением. – Марина только за, дети в саду, светскую жизнь я не веду».
– Мне звонила ваша мать, – пояснил он свой вопрос. – По прямой линии, минуя вас. Откуда-то взяла телефон.
– Я не давала ей, – сообщила Катя. Поморщилась. Мама могла найти что угодно, если поставила себе цель. Вспомнить только, как она добивалась внимания Симонова к дочери.
– Очень решительно потребовала, чтобы я не нарушал все светские устои и не потакал вашему, гм, убитому горем рассудку в совершенно неприемлемых стремлениях. Грозилась, что устроит мне обструкцию.
– А вы? – спросила она спокойно.
Александр усмехнулся.
– Как вы уже успели заметить, я не очень люблю, когда меня шантажируют. – Катерина опустила глаза. – Но я был вежлив, честное слово. Однако уже третий день мне звонят… так понимаю, покровительницы и приятельницы вашей матери и требуют того же самого. Не скажу, что меня это расстраивает, однако это отнимает время. И хотелось бы понимать, каких проблем еще ждать. У вас есть друзья, знакомые, может, мужчина… который мог бы создать
