В третий день апреля в год 1538-й к ногам Бабы Яги и подножью трона Нави привели и бросили на колени молодую женщину невероятной стати и красоты.
– Как звать-величать тебя? – оживилась богиня после тринадцати лет судилищ, которые сначала проводила в гневе и раздражении, чередуя живой интерес с полной апатией. Теперь же перед ней стояла на коленях царская особа.
– О, великая! Мое имя Елена Глинская! – прошептала усопшая грешница.
– Поднимите ее! – Яга откровенно любовалась красотой этой молодой девушки. – Кто повелел тебя в Навь направить? Кто посмел?
Хитрые черти и старшие демоны принялись громко шептать с обеих сторон в уши богини, перекликаясь и смешиваясь в разрозненные обрывочные фразы:
– Она не по канону к власти пришла…
– С полюбовником открыто жила…
– Истовых прогнала…
– Срам не стеснялась…
Баба Яга еще раз поймала себя на мысли, что никогда еще ей не приходилось видеть наяву женщину такой невероятной красоты, только, пожалуй, Ладушку…
– Померла почему? – спросила богиня, ни к кому конкретно не обращаясь, и свита сразу загудела:
– Отравили ее…
– Ртутью…
– С дитем в утробе…
Яга вскочила.
– Отравитель уже у нас?
– Нет, богиня, небушко в Яви еще коптит, – откликнулся старший демон Соломон. – Привести его?
– Много чести! – ответила Яга. – Сам придет через три луны, а пока посмотрите за ним.
Соломон засмеялся и исчез, оставив после себя запах серы и закрутившийся дымок.
– Богиня, в какой предел прикажешь направить грешную мать будущего великого и грозного царя? – хором спросили черти.
– А ни в какой, – устало присаживаясь на огненный трон, проговорила вечная ведьма и вдруг торжественно провозгласила: – Нет предела совершенству! Верните ее в Ирий. Там ее место, а ежели светлые артачиться будут, я сама к ним приду.
Глава 24. Гость
Триста лет верховодила баба Яга в пределах Нави, суды учиняла, иногда расправы, а иногда и миловала, как Еленку Глинскую – всякое случалось, но настал тот миг, когда устала она от забот владычьих, устала от мертвяков да грешников. От безбожников устала и от обманщиков в рясах и подрясниках, у которых бог на языке, а червоточина да изъян на душе, а сатана в животе.
Надоело богиней быть, захотелось спокойного, милого сердцу счастья и тишины в лесной глухомани с груздями да земляникою. Захотелось домой, в избушку на курьих ножках, к печке, к лешему, чтобы глазоньки век не видели краснозадых рогатых чертей с темными демонами, да мохнатых упырей с противной нежитью.
– Домой, хочу домой! – десять лет кряду повторяла каждое утро Яга, а решившись в миг, повелела собрать все свои пожитки и в отчий дом вернулась, в Молохово урочище. За себя не назначила никого – не оглядываясь, ушла в Явь через башню за Калиновым мостом и в избушке вновь поселилась.
За триста минувших лет ничего в дремучем лесу не изменилось. Мнимый круг с черепами по кругу по-прежнему охранял от чужого присутствия окаменевшую от пролетевших веков избушку на курьих ножках. Одно плохо – Яга снова стареть начала, да только этот факт ее больше не смущал. Что уж тут теперь поделаешь – лишь бы не в Навь.
Заструился дымок над старой крышей, заскрипел радостный Аука, снова чернобурый лис прибегал с куропаткой в зубах, снова косяки журавлей закричали с осеннего неба – все вернулось на круги своя. Яга жадно вдохнула запах прелого леса да пошла спать на лежанку. Она наконец-то вернулась.
И вновь годы ручейком потекли. Десятилетия сменяли одно за другим, в какой-то уже неважный миг и век миновал, а время текло дальше, наматывая годы на старость вечной ведьмы.
Баба Яга устала. Притомилась вся, изнемогла. Жизнь эта извечная рыбьей костью в горле поперек застряла – воткнулась там и рвет темную душу.
