сетку внизу (кто, интересно, придумал устроить сетку внизу всего на полметра выше пола первого этажа?). Как узнать, что это было – самоубийство или несчастный случай? Мне казалось, это я его столкнул. Нет, конечно, не я. Это Ира. Конечно, это Ира. Кто она эта Ира, которая его столкнула? Не знаю. Мужеподобная, крепкая, волосатая, с короткой стрижкой под мальчика. Она столкнула, а я не помешал. Не помешал. Не только не помешал – скорее помог. Мы вместе сталкивали его. Она бы одна не справилась. Что мы наделали. Это невозможно было вынести, и я просыпался.
– Да, с шестого этажа.
– Я узнала вас, это вы вчера заходили? – она улыбнулась. – Вы его родственник?
Побоялся ответить «да». Мне казалось, что этот мужчина из подъезда В стремительно несется вниз, и как только я признаюсь его родственником, неминуемо потянет меня в бездну, на меня распространится проклятие его судьбы. Боже мой, как я могу так думать о сыне? По существу, я всю жизнь думал именно так. Жалел его, любил, помогал, как мог, переживал, но старался держаться подальше. Так же, как и от Жанны, его матери, моей первой жены. Этот вопрос консьержки тянул-меня-в-трясину. Я вовремя отпрянул от пропасти. И почему собственно я должен рассказывать обо всем совершенно незнакомой, первой встречной женщине? Отскочил в последний момент.
– У нас есть общие знакомые в Петербурге. Я приехал по делам в Киев, и меня попросили узнать, как он живет, узнать какие-нибудь подробности.
– Да ничего нового. Все то же, что и раньше. Он теперь со мной даже разговаривать не хочет. Пользуется любым случаем, чтобы нагрубить, накричать. Особенно, если чуть выпьет.
Я вспомнил. Из мутных глубин сознания выплыло… Это было за несколько лет до его гибели. Мы сидели на веранде за городом. Чуть выпили. Алеше позвонили с Украины. Внезапно его зрачки расширились, лицо перекосилось. «Слушай сюда», – заорал он. Полились потоки площадной брани. Казалось, на его губах вот-вот выступит пена. Хриплый голос, выпученные глаза. Постороннему трудно было бы представить возможность столь разительной перемены на этом красивом лице. Да, он мог быть таким. Видимо, консьержка еще мягко сказала об этом. Как и тогда, на той веранде за городом, я почувствовал холодок внезапного страха.
– Вы пришли его навестить?
– Нет, мы не знакомы, я хотел просто узнать…
– Передайте знакомым… Да что я могу сказать, – она безнадежно махнула рукой. – Короче, он давно уже не платит за квартиру.
– Какое это имеет отношение к вам?
– Это частный дом. Хозяева возложили на меня обязанности… В том числе – собирать квартплату. Выселить его будет трудно. И потом он здесь свой, его все знают. К нему приходят люди.
– Чем он занимается?
– Вы не знаете? Вот посмотрите. Он оставил образцы. Говорят, что он – один из лучших. Делает тату. Взгляните, – она бросила на стол пачку листов, – это же ужас какой-то. Волки, драконы, кошмарные голые бабы с пистолетами, вампиры, кинжалы, кровь.
Я посмотрел рисунки и вздрогнул. Готические замки, черепа, змеи. Это рука Алеши. Я узнал его руку, его почерк.
– Он просил меня показывать образцы. Если кто интересуется. К нему приходят и весьма важные персоны. Не знаю, насколько важные, скорее опасные. Люди, от которых исходит ощущение опасности. У него даже прозвище есть. Живой труп.
Какое попадание. Я тоже подумал при встрече, что он – «живой труп». Хотя это совсем на него не похоже. Она сказала «живой труп» беззлобно. Это прозвучало, как обычное прозвище, спокойно, почти ласково. Может, кто-то, кто дал кликуху, имел в виду совсем другое? Тогда выходит, что я угадал. Он начал другую жизнь. Получил еще один гейм. Принесет ли это ему счастье? От себя не уйдешь.
– Смотришь на него: еле идет, щеки запали, вмятина на виске… Бледный, б-р-р-р, вот-вот окочурится. А назавтра выходит бодрый, веселый, походка легкая, и конечно, сразу нахамит.
Да нет, ошибаешься, женщина. Ищи тайный смысл клички. Считается умершим, а вот, гляди ж ты, воскрес на глухой окраине Киева. Болгарин раньше была его кличка.
– Давно он тут живет?
– Я работаю в этом доме почти два года, а он здесь гораздо дольше.
– Сколько ему лет?
– Погодите, я посмотрю. Май 71-го года. Ого, несколько дней назад ровно сорок стукнуло.
– Он один живет?
– К нему иногда ходят девчонки. Иногда. Можно сказать – живет один.
Наш разговор явно начал ее беспокоить. С какой стати она наговорила лишнего совсем незнакомому человеку? Консьержка поглядывала на меня подозрительно. Почему-то захотелось все ей объяснить. Что это мой сын. Родился в Ленинграде. А сейчас живет в Киеве. Что сейчас у него другое имя. Не знаю, отчего так случилось, почему он решил взять другое имя. Что он был уже один раз похоронен на киевском кладбище. А теперь выяснилось, что он жив, и теперь у него другое имя. Бред сумасшедшего.
– Дело в том, что он задолжал квартплату. Почти 250 гривен.
