Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

чересчур. Я заметил, что у вас есть penchant[220] к запаху розы. Вы используете какие-то другие духи?

– Нет, – удивилась она.

– Возможно, ладан, чтобы сделать воздух более ароматным?

– Нет, я не люблю ладана, у меня от него болит голова. И все же… – она приподняла свою гладкую бровь в недоумении, – и все же я подумала, что не раз ощущала в доме слабый запах какого-то фимиама, наподобие китайского трута. Как ни странно, запах кажется особенно сильным по утрам, следуя одному из моих незабываемых кошмаров.

– Хм, – пробормотал де Гранден, – думаю, что, возможно, мы начинаем видеть слабый, маленький луч света. Благодарю вас, мадам, – на этом все.

– Луна почти полная, друг мой Троубридж, – заметил де Гранден невзначай около одиннадцати часов этим вечером. – Разве это не идеальное время для небольшой поездки?

– Нет, это не так, – ответил я. – Я устал, и я бы поскорее улегся спать, чем мотаться с вами по всему городу. Но, полагаю, у вас имеется что-то в рукаве, как обычно.

– Mais oui, – ответил он с озорной улыбкой, – под каждым локтем, друг мой, и не только. Давайте мы отправимся к мадам Четвинд.

Я поворчал, но согласился.

– Ну, вот и приехали, – прорычал я, когда мы остановились у коттеджа Четвиндов. – Что будем делать дальше?

– Войдем, конечно, – ответил он.

– Войдем? В этот час?

– Ну, конечно. Вряд ли я ошибаюсь, но думаю, там есть то, что нам нужно увидеть, и этого мы не можем пропустить.

– Но это нелепо, – возразил я. – Кто когда-нибудь слышал о том, чтобы беспокоили больную женщину в такой час?

– А мы и не будем беспокоить ее, друг мой, – ответил он. – Видите, у меня есть ключ от ее дома. Мы вторгнемся, как пара абсолютно бесспорных грабителей, и расположимся как можно удобнее, чтобы увидеть то, что должны увидеть.

– Ключ от ее дома! – эхом отозвался я в изумлении. – Как вы его достали?

– Просто. В то время как горничная с кислым лицом принесла мне стакан воды этим утром, я сделал слепок ключа на куске мыла, который привез для этой цели. Сегодня днем у меня был слесарь, он изготовил мне дубликат со сделанного мною слепка. Parbleu, друг мой, разве Жюль де Гранден не прослужил много лет в Surete и не смог узнать больше способов, чем один, для входа в дома других людей!

Тихо, мягко ступая, мы поднялись на веранду, вставили ключ Иуды в замок передней двери и позволили себе войти в прихожую миссис Четвинд.

– Итак, пожалуйста, друг мой Троубридж, – велел де Гранден, ущипнув меня за плечо. – Если мы затаимся в гостиной, у нас будет хороший обзор обеих лестниц и зала, но мы останемся в тени. Это хорошо, потому что мы пришли посмотреть, но не показать себя.

– Я чувствую себя злодеем… – начал я нервным шепотом, но он резко меня прервал.

– Спокойно! – выдохнул он. – Наблюдайте за луной, пожалуйста, друг мой. Разве она уже не заглядывает в окно?

Я взглянул на окно, перед которым стояла черная статуэтка, и заметил, что начал показываться край лунного диска, и длинные серебряные лучи растекаются по отполированному полу, освещая фигуру и окружая ее холодным сиянием.

Статуя представляла собой женскую фигуру, скрюченную и узловатую, и была исполнена в манере, напоминающей какую-то ужасную деформацию. Это был черный камень или смесь, которая блестела, словно свежесмазанная маслом, и из плечей направо и налево раскинулись по три руки. Ее голову увенчивала остроконечная шапка, а вокруг свисающих грудей и танцующих рук – змеи, скрученные и извивающиеся; пояс из черепов, вырезанный из блестящей белой кости, окружал ее талию. В противном случае она была бы обнаженной, и обнаженной настолько, что была непристойной даже для меня, врача, для которого человеческое тело не содержало секретов. Пока я смотрел, луч лунного света на полу медленно вырос; казалось, что и черная фигура медленно росла, затем снова уменьшалась и снова увеличивалась в высоту, в то время как ее извивающиеся руки и гирлянды извергающихся змей извивались с ужасающе жизненной живостью.

Я несколько раз моргнул, уверенный, что стал жертвой какой-то оптической иллюзии из-за игры лунных лучей на черном силуэте статуи, но звуки с лестницы заставили мой взгляд метнуться вверх.

Легкие и прерывистые, но, несомненно, приближающиеся, мягкие шаги звучали на непокрытых ковром ступеньках лестницы, – ближе, ближе, пока высокая, медленно движущаяся фигура не попала в зону нашего обзора.

Одетая от груди до коленей в прозрачную черную шелковую ночную сорочку, в сандалиях с золотыми перемычками на обнаженных ножках, с черной вуалью на лице, Айдолин Четвинд медленно и очень осторожно спускалась по лестнице, поскольку вуаль мешала ей видеть. Одна рука была вытянута вперед, ладонью вверх, пальцы прижаты друг к другу; в другой она держала пучок из семи палочек зажженного, дымящегося китайского трута, заложенных между пальцами. И тяжелые, необычайно сладкие пары из китайских свечек медленно поднимались вверх, окружая ее голову нимбом, как зловещим облаком.