молодого Рочестера, де Гранден остановился и тщательно осмотрел ее. На перемычке массивного дверного проема он обратил мое внимание на одно выбитое слово:
ХЕТЕРТОН
– Гм, – он обнял узкий острый подбородок большим и указательным пальцами. – Это имя я должен запомнить, друг мой Троубридж.
Внутри гробницы в два ряда располагались склепы, содержащие останки умерших Хетертонов. Каждый из них был запечатан белой мраморной плитой, крепившейся цементом к бронзовой раме, с двумя строчками, где было обозначено имя и годы жизни обитателя. За увядшими остатками венка, привязанного лентой к бронзовому кольцу, которое украшало мраморную панель самого дальнего склепа, и за высушенным букетом роз и листьев иглицы, я прочитал:
– Понимаете? – спросил он.
– Я вижу, что девушка по имени Элис Хетертон умерла месяц назад в возрасте двадцати двух лет, – признался я, – но как это связано с прошлой ночью, признаюсь, не могу…
– Конечно, – вмешался он, посмеиваясь, но как-то без веселья. – Но, возможно, есть много вещей, которые вы не видите, старина, и есть еще много всего, от чего вы зажмуриваетесь, как ребенок, пролистывающий страницы книжки со страшными картинками. Теперь, если вы будете так любезны покинуть меня, я побеседую с
Консоме было холодным, а жаркое из ягненка пересушилось в духовке, когда в моем кабинете раздался звонок телефона.
– Троубридж, друг мой, – раздался по проводу пронзительный от волнения голос де Грандена. – Встречайте меня в особняке Адельфи так быстро, как только сможете. Я бы хотел, чтобы вы были свидетелем!
– Свидетелем? – повторил я. – Чего…
Резкий щелчок уведомил, что он повесил трубку, и бездушный аппарат оставил меня в недоумении.
Когда я приехал, мой друг ждал меня у входа в модный доходный дом, и отказался отвечать на мои нетерпеливые вопросы, пока тащил меня через богато украшенный вход и дальше по устеленному коврами фойе к лифтам. Когда кабина отправилась наверх, он достал из кармана блестящую фотографию.
– Это я попросил в
– Боже мой! – воскликнул я, глядя на фотографию. – Д-да это… это же…
– Конечно, – ответил он ровным тоном. – Это, вне всякого сомнения, девушка, которую мы видели прошлой ночью. Девушка, чью могилу мы посетили сегодня утром. Девушка, которая наградила поцелуем смерти молодого Рочестера.
– Но это невозможно! Она…
Его короткий смех прервался.
– Я был убежден, что вы так скажете, друг мой Троубридж. Пойдемте, послушаем, что нам скажет мадам Хетертон.
Подстриженная негритянка в черно-белой униформе выслушала наши требования и отнесла наши визитки хозяйке. Когда она покинула довольно шумную приемную, я тайком огляделся, отметив ковры из Китая и с Ближнего Востока, ранне-американскую мебель из красного дерева и тщательно продуманный средневековый гобелен, изображающий сцену из
– Доктор Троубридж? Доктор де Гранден? – мягкий вежливый голос оторвал меня от исследования полотна, – вошла внушительного вида седовласая дама.
– Мадам, тысяча извинений за это вторжение! – де Гранден щелкнул каблуками и поклонился в пояс. – Поверьте мне, у нас нет желания нарушать вашу неприкосновенную частную жизнь, но у нас вопрос первостепенной важности. Прошу извинить меня, но я намерен задать вопрос об обстоятельствах смерти вашей дочери, потому что я из парижской
Миссис Хетертон была, если использовать избитое выражение, «настоящей леди». Девять женщин из десяти застыли бы от заявления де Грандена, но она была десятой. Прямой взгляд, который послал ей маленький француз, его явная искренность в сочетании с совершенными манерами и безупречной одеждой, убеждали.
– Пожалуйста, садитесь, джентльмены, – предложила она. – Я не вижу, чем трагедия моего бедного дитя может заинтересовать офицера секретной полиции Парижа, но я не возражаю рассказать все, что могу. Вы все равно можете получить искаженную версию из газет.
Алиса была моим младшим ребенком. У нее с моим сыном Ральфом было разница в два года, вплоть до дня. Ральф окончил Корнелл в прошлом году по специальности «гражданское строительство» и отправился во Флориду, чтобы руководить некоторыми строительными работами. Алиса умерла во время визита к нему.
– Но, простите мою кажущуюся грубость, мадам, ваш сын, разве он тоже умер?