Кинфер улыбнулся уголком рта и поудобнее уселся на тюке с одеждой.
– Ну и вот. Решил я так: раз Салиэль моей не станет – надо и свою жизнь менять на корню. А тут как раз случилось кочевникам проходить через Малые Ишки – это поселок мой так называется. Я, по правде говоря, пил в то время уже дня три, не то чтоб до беспамятства, но близко к этому. Так что не очень- то припомню, как дело было, а только, когда протрезвел, Малые Ишки давным-давно остались позади, впереди маячил Ортай, а в шатре со мною жила Айфа.
Эльф покачал головой, улыбаясь.
– Ну и как-то я приспособился, значит, – продолжал Дег. – Привык, пообтерся. С Айфой, правду сказать, всегда было трудно, склочная она баба, вредная, но она мне Вжину родила, а ради дочки я готов терпеть целый выводок вредных баб. Вот так оно шло понемногу и вроде как неплохо, шло, значит… А три года назад мы проходили через здешние места, и я встретил в Линнивэ Салиэль. Ох, что с нами было, эльф, не передать! Столкнулись в лавке на выходе, да обоих в тот же вздох словно крышкой погреба по темени накрыло! Божиня ж видит, я всегда… А, да что там. Айфа про все узнала – по правде-то, не узнать было трудно, мы с Салиэль словно разума лишились тогда, а только ведь… У меня Вжина есть. А у Вжины – мать. Не выкинешь ее.
– Такую, как твоя Айфа, я б выкинул, если по правде.
– Вжина ее любит, – насупился Дег. – Мать все-таки.
– Так любит, что сбежала от нее в лесную чащу и едва там не погибла.
– Словом, – не стал спорить Дег, – потому я и не мог отправиться в Линнивэ, ну вот хоть за лекарством от жара. Боялся за Вжину. Боялся, что Айфа решит, будто я все ж сбежал к Салиэль, и что-нибудь… сделает с собой и с дочкой, пока меня нет.
– Ты правда связался с такой дурной бабой? – восхитился Кинфер.
Дег вздохнул.
– Все равно не понимаю, – настаивал эльф. – Бояться, что что-нибудь случится в твое отсутствие, – и сидеть сиднем? Ты не понимал, что так со Вжиной плохо будет наверняка?
– Я все ждал, что ей вот-вот лучше станет. И тогда уж…
– А нельзя было попросить Ильдомейна покараулить Айфу в твое отсутствие?
– Укараулишь ее, как же.
– А со мной вызвался идти в Линнивэ – и уже не боишься дочку оставлять?
– То с тобой, – серьезно пояснил Дег. – Ты чужой тут. Айфа не будет думать, что ты мне помогаешь. Она будет верить, что ты вернешься. И меня приведешь обратно.
– Или тебе хочется думать, что поверит. – Кинфер поднялся. – Пойдем. Светает.
Было ясно, что в историю с девочкой он влез по макушку. Еще до набега на шатер целителя можно было, пожалуй, нацепить на себя личину бездушного типа, который плевать хотел на чужие печали, да и растаять вдали – друг Кинфера, Шадек, называл это «выпячиванием эллорца». К «выпячиванию» эльф прибегал редко, понимая, что зачастую единственная надежда людей – на мага, то есть на него, а ронять честь маговской общины в глазах простых людей Кинфер считал недопустимым. Но бывали случаи запутанные и безнадежные, в которых лучшим выходом он считал самоустранение. Хотя потом и ругал себя распоследними словами.
Случай Вжины по всему получался именно таким. Пользы от Кинфера тут было мало. Но теперь, после бессонной ночи над склянками, было поздно: эльф ловил себя на том, что всерьез тревожится за девочку, сочувствует ее отцу и даже немного жалеет ее мать – словом, что теперь он не сможет развернуться и уехать, даже если кочевники сами об этом попросят.
Дег тоже поднялся, помялся на пороге, перекрывая эльфу выход, потом решительно посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
– Кинфер. Ты скажи, что думаешь. Моя дочь выживет?
Эльф глаз не опустил и честно ответил:
– Не имею представления, Дег.
Салиэль сложно было назвать красивой. Маленькая, пухленькая, с круглым веснушчатым личиком, она виделась скорее в роли матери большущего семейства, а еще вернее – его любимой бабушки. Осталось лишь состариться лет эдак на тридцать. Но вот на героиню непростой любовной истории эльфийка не походила совсем.
Дег, однако, смотрел на Салиэль так, словно перед ним была прекраснейшая из женщин во всем мире и Мирах. Потому как для него так и было.
«Вот уж действительно: красота в глазах глядящего», – подумал Кинфер и прислонился плечом к стене над прилавком.
– Все ждала, когда же…
– …задержались в Гижуке… грибное время…
Лавка Салиэль выглядела самой что ни на есть нормальной лавкой аптекаря: хорошо освещенной, захламленной и пугающей.
Прямо напротив входа – длинные полки во всю стену. Во второй стене – окно и два больших шкафа, между ними втиснута полка, на ней – чучело летучей мыши. Под третьей стеной, на узкой стороне – прилавок и лестница: лавка одновременно была и домом эльфийки. Когда мужчины вошли, по
