голову.
Кинфер подошел, скрестил руки на груди.
– Что желает поведать почтенный аптекарь о своих целительных составах?
Салиэль оставила в покое пояс и облокотилась на стойку обеими руками. Посмотрела эльфу в глаза – решительно, даже с вызовом.
– Их нельзя использовать.
Кинфер моргнул.
– Почему?
– Если девочка выживет – плохо будет. Хуже, чем если умрет.
– Что-что? Для кого будет хуже?
– Для всех. Для ее родителей. Для кочевников. Для тех, кто окажется рядом с ней.
– Так ты знаешь, что ее покусало?
Салиэль снова опустила взгляд.
– Догадываюсь.
– Значит, что-то забредало в Линнивэ?
– Ничего сюда не забредало. Просто… укус в область плеча, беспамятство и жар, замедленное биение сердца, напряжение тела – узнаваемые признаки.
– И?
– Земий.
– Что-что?
– Кто-кто, а не что-что. Вампир, вурдалак, из тех, что водятся только здесь, в лесах Даэли. И то, хвала Божине, очень редко.
Кинфер хрустнул пальцами. Эльфийка быстро глянула на него и заговорила – сбивчиво, почти шепотом:
– Земий никогда не убивает сразу, вначале только отпивает у жертвы глоток крови. С его слюной в рану попадает обездвиживающий яд. Потом вампир уволакивает жертву в свою нору и держит ее там несколько дней, питаясь кровью от бесчувственного тела до тех пор… пока датель не умрет.
– Вжину не забрали в нору, – Кинфер снова хрустнул пальцами.
– Иногда земию не нравится вкус крови жертвы. Тогда он бросает ее. И если она не умрет, то…
– Превратится в вампира, как же.
– Нет. В другого монстра. Он не будет жить долго, но причинит много горя. Девочка обречена, но, если она выживет, обречены все, кто будет рядом с нею.
Эльф поморщился.
– И ты ждешь, что я поверю в земиев? В тварей, которым раз в несколько дней нужно тело для питания? Да весь край бы давно был начисто высосан!
– Земии – не обычные вампиры. Они могут обходиться растительной пищей. К тому же их очень мало. Каждый раз, выходя на охоту, вампир рискует своей жизнью. Временами кровь может оказаться смертельной отравой для него – именно такая и приходится не по вкусу, вот тогда он и бросает жертву. Тварь, которая укусила девочку, мертва или вот-вот умрет.
– Знаешь, что. – Кинфер оперся на прилавок, наклонился к эльфийке. Уши у него горели. – По Магической Школе не реже пяти раз в год разлетаются слухи. Про жутких монстров, про страшные беды и про то, как все мы неизбежно передохнем, вскорости и в корчах. Сначала их принимаешь всерьез, а с годами перестаешь замечать. Так вот: в твою йель’во сляпанную страшилку не поверил бы даже придурочный первогодок.
Салиэль качнулась вперед, собираясь что-то еще сказать, но Кинфер решительно выставил перед собой ладони.
– И не пытайся. Попрактикуйся лучше на Деге. Если вдруг он скажет, что его дочку не нужно лечить, значит, у тебя получилось состряпать историю поправдивей этой. Но не шибко надейся, что я в нее тоже поверю.
– Да ты полный тэй’ке дат-ва, – выдохнула эльфийка.
– Най марангат-та тэй мэпув’ва, и никуда не сворачивай по дороге! – огрызнулся Кинфер.
Губы Салиэль задрожали, она покраснела – уродливо, пятнами, под которыми симпатичные темные веснушки выглядели совершенно нелепо.
Маг фыркнул и вышел из лавки, сильным пинком отворив дверь, да так и бросив ее нараспашку.
Поляна, на которой обосновались кочевники, выглядела свежо и невинно.
Примятая зеленая трава, шелест листьев на огромных деревьях, терпкий запах хвои, густо-синее небо, проглядывающее меж ветвей. Голоса птиц, заливистые, звонкие – заслушаться! Десяток тягловых лошадок, щиплющих травку. Деловито снующие люди – однако лица у них напряженные, и все то и дело зыркают по сторонам.
Ребятни не видно вовсе.
