– Ну, в общем… – протянула Умма и покосилась на дверь.
– Что? – насторожилась Бивилка и тоже посмотрела.
Дверь, словно уверившись, что все внимание сосредоточено на ней, отворилась с противным скрипом.
Вначале в комнате появился резной деревянный поднос, который крепко держали две морщинистые руки с кривыми пальцами. На подносе лежала горка пирожков, стоял кувшин и три глиняные кружки.
Следом в комнату вплыл длинный мясистый нос на загорелом шустроглазом лице и копна седых волос, кое-как сколотая на затылке щербатым деревянным гребнем. Затем с шарканьем появились бесформенные башмаки под заношенной шерстяной юбкой. Последней в кабинет просочилась согбенная спина, прикрытая вязаным платком, и тоненькое:
– Доброго утречка, девоньки! Принесла пирожков вам да морсика клюквенного! Ох и смачненькие пирожочки севодни, с вишенкой-темнокорочкой да творожком свеженьким!
– Роскошно! – воскликнула Бивилка и спрыгнула с подоконника.
На завтрак им с Умой досталось по половинке вчерашней лепешки, и организм настойчиво требовал чего-нибудь посущественней.
Старуха расцвела узкогубой улыбкой, вперевалку подошла к столу и аккуратно пристроила на нем поднос. Прихватила по пирожку в каждую руку и уселась на лавочку под стеной.
Умма разливала в кружки морс и улыбалась – натянуто, напряженно. И в глазах у нее плескалась такая тоска, что Бивилке даже неловко отчего-то стало.
А пирожки и правда были замечательные. Пухленькие, румяненькие, сладкие. В самый раз под кисловатый морс.
Старуха пристроила два своих пирожка на подвернувшейся книжице, сложила руки на животе и стала глядеть на Умму. С доброй такой улыбочкой, чуть наклонив голову к плечу. Словно родная бабуля, что не нарадуется на хороший аппетит внученьки.
Магичка вздохнула тихонько и спросила:
– Как ваше здоровье сегодня, Яниса?
Улыбка расцвела еще шире, старуха меленько покивала:
– Не жалюсь, девонька, не жалюсь. Пальцы ломает да спину тянет.
Магичка взяла с подноса третий пирожок.
– Припарку-то делали?
– Делала, а как же ж! Ежели пальцы с вечеру ломит, так токмо припаркой твоей спасаюсь, девонька.
– Зачем же с пирогами затевались? – укорила ее Бивилка. – Пальцевые корчи – они такие, их нельзя тревожить. Заболели руки – значит, нужен покой, ничего делать не надо, пока боль не уйдет.
Старуха обернулась к Бивилкиному окошку половиной тела сразу.
– В мои-то года? Девонька, ежели буду дожидати, пока всяка болючесть пройдет, так вовек с печи не слезу. В мои года, лапонька, ежели у человека не болит ничегошеньки, так значится, помер он.
Бивилка кивнула и слезла с подоконника – тоже за третьим пирожком.
– Но я не жалюсь! – повысила голос старуха. – Не то что некоторые такие, какие людям продохнуть не давают, чтоб не постонати, как же ж им болисно! Вон, Марича, что через дом живет, как выйдет на двор, да сядет на пенек у забору, так цельный день только и слышать, как тяжко-важко ей, какие хвори ее поедают да какая судьбина злюща. А я не плачу! Жива – так уже хорошо!
– Хорошо, – согласилась Умма и решила осилить четвертый пирожок.
Старуха пожевала губами, переплела плохо гнущиеся пальцы и продолжала:
– Суседска дочка, говорят, нагулявши.
– Пф, – скривилась магичка.
– Так-то оно так, – покивала старуха. – Даже батько ейный не шибко сдивился, а уж кто очечки на ейное потаскунство закрывал, так энто он! Ну как не сдивился – вербовой лозиной-то отходил, но без окаянства, лише для порядку. И мыслют теперь вот, чего делать с энтой дурой молодой.
– Замуж выдавать, – предложила со своего подоконника Бивилка. – Что еще с такими делают?
– Да там не поймешь, за кого выдавать, – пояснила Умма. – Та девка только на детях и дряхлых старцах не висела.
– Отож, – подтвердила старуха. – Спохватилися. Уехати собралися теперь. Девку-то, молвят, пристроить надобно будет, а в нашенском окресте ее всякий мужик знает, да с того виду, с какого честна девка токмо мужу покажется.
– И куда уезжают? – равнодушно спросила Умма.
– А на той край переберутся, на другую сторону речки.
– Недалеко, – оценила магичка.
– Город-то немаленький, – поджала губы старуха. – Почитай десять тысячев народу тут живет, да еще приезжих полстолько же. Это в обнакновенные
