– От смерти не убежишь, правда? – и он шевельнул чёрными крыльями.
Да уж, мысленно согласился Арсений. А главное – это самая непостижимая и самая притягательная загадка. Вот ты есть в этом мире, что-то делаешь, на что-то влияешь, кто-то тебя любит или ненавидит. И вдруг – тебя нет! Просто нет и всё! И как прикажете с этим жить? Как к этому относиться?
Арсению припомнился вдруг душный жаркий день на Кубе. Шумной группой они шли по узким улочкам колониального городка, пока не вышли к большому старинному кладбищу. Экскурсовод – полненькая, но очень энергичная негритянка – вывела их к китайскому сектору и, указав на кумачовый транспарант над воротами, спросила, кто отгадает, что на нём написано? И когда кто-то явно в шутку сказал: «Добро пожаловать», удивилась: действительно: «Добро пожаловать!» Это восточное отношение к смерти, сказала она, ТАМ лучше, чем здесь, и нужно радоваться, попадая ТУДА.
Не может быть, ещё подумал Арсений, чтобы китаец не боялся смерти. Наверное, боится, просто народная философия, вся культура бытия учит его относиться к смерти, как к явлению неизбежному, но необходимому и даже полезному.
Арсений вспомнил историю двух братьев-вьетнамцев, которую рассказали ему когда-то в школе. Она произвела на него неизгладимое впечатление. Один из братьев был партизаном, французы поймали его и повели на расстрел. К конвоиру подошёл второй брат и стал упрашивать, чтобы ему разрешили поменяться с братом местами. У того много детей, большие долги, и семья не сможет отдать их, а я бездетный и никому ничего не должен, – говорил он. И охранники на свой страх и риск разрешили. И пойманного отпустили, а невиновного расстреляли.
Ангел молчал. Арсений закрыл глаза, и в памяти его всплыли картины молодых лет, когда он бродил с ружьецом по глухим лесам тощего Нечерноземья. Там, в забытых Богом деревеньках, запущенных властями и обойдённых временем, разговаривая со старыми людьми, Арсений в какой-то момент понял, что многие из этих девяностолетних стариков и старух смерти не только не боятся, но, случается, и призывают её. «Уж дальше и жить-то незачем, – говорила ему одна бабушка, сгорбленная и сморщенная, словно печёное яблоко, когда сидели они у окна её домика, за которым буйствовала сирень, и Арсению молодому и весёлому совсем не думалось о печальном. – И я всем в тягость, и мне житьё в тягость. Все мои подружки уж давно ТАМ».
«Какая-то старорежимная бабушка», – подумал тогда Арсений, и пройдёт немало лет, когда логика атеизма станет не такой уж бесспорной, и беседуя со священником небольшой сельской церковки, он вдруг осознает всю глубину и непоколебимую значимость той бабушкиной «старорежимной» философии…
Ангел Смерти, словно подхватив поток его мыслей, заговорил:
– Вы знаете цену всему. Вы знаете всё обо всём. Вы мните себя хозяевами жизни, венцом природы! Но как дети, боящиеся темноты, стараетесь не заглядывать в тёмный чулан философии смерти. Вы НИЧЕГО не знаете о ней, а страх – неизвестность и ожидание. Ожидание неизвестно чего. Всю жизнь обстоятельства, родители, окружающие, общество учат вас всему – от умения ходить и говорить, до умения врать, лечить и убивать. Не учат только умирать. А древние бабушки в затерянных деревеньках застали ещё те времена, когда учили. Человек и тогда, конечно, боялся смерти, зато он знал: ТАМ – его существование продолжится и ТАМ – хорошо…
Но мир всё больше отстраняется от философии души, освещавшей человеческий путь и помогавшей достойно уйти из жизни, а взамен…
Жил, жил – и что?
Да вот, собственно говоря, и всё…
У Арсения перехватило дыхание. Да что же такое происходит? Откуда-то из глубины сознания проклёвывался вопрос, который он никак не решался себе задать: умер я что ли?!
Ангел Смерти тем временем достал из складок одеяний книгу и, листая её, продолжил:
– Люди думают: нет иной жизни, кроме земной. И это страшно. И чтобы заглушить страх – смеются. И вот новые атеисты новых времён легко и непринуждённо говорят о таинстве смерти. Ангел разгладил страницы и, сложив губы в ироническую усмешку, прочитал:
– «Утром просыпается и видит, что с ним что-то такое неладное. То есть, вернее, родственники его видят, что лежит бездыханное тело и никаких признаков жизни не даёт. И пульс у него не бьётся, и грудка не вздымается, и пар от дыхания не садится на зеркальце, если это последнее поднести к ротику. Тут, конечно, все соображают, что старичок тихо себе скончался… Вот этот лишний элемент лежит теперь в комнате, лежит этакий чистенький, миленький старичок… Он лежит свеженький, как увядшая незабудка, как скушанное крымское яблочко…»
Мимо, гудя мотором, проехал невидимый грузовик, послышался скрип тормозов, и через секунду раздался возбуждённый голос: «Смотри-ка, смотри…» Арсений повертел головой, но кроме плоскостей неба и пустыни, да Ангела, внимательно наблюдающего за ним, вокруг ничего не было.
Ангел, словно ничего не услышав, перелистнул несколько страниц:
