– Вот это рыбёшка! – последовала тирада отборных русских слов восторга, которые в своей речи я не употреблял по причине не цензурного их происхождения, да и воспитания тоже.
От дяди Бори я их ни когда не слышал.
– Здравствуй, Валентин Егорович! – приветствовал дядя, подъехавшего. – Гляжу тоже не на прогулке был? Во время подъехал, помощь требуется, да и компания чаи погонять.
– Вижу, хорош, однако, прямо зверь, – громко выражал своё восхищение Валентин Егорович. – Пади давно его выслеживал-то?
– Да было дело, подозрение, что он здесь охотится, возникло давно, а как-то не давно сидел на крутизне, курил, да за омутом то наблюдал, а хозяин и выдал себя, за лягушкой позарился, – не громко рассказывал дядя, здороваясь с приехавшим за руку. – Вот и заязило меня взять его, во что бы то, не стало.
Берег хоть и не очень высокий, но довольно крутой, и такую рыбину, длиной в рост человека, на руках было не донести, а вот за вожжи другое дело, да, и подъехавший, с удовольствием принял участие в доставке добычи к телеге и погрузке её. Тайменя положили прямо на солому, соломой же и прикрыли, а сверху в два слоя мешковиной, – чтоб солнышко не нагревало.
– Так! – потирая руки, произнёс дядя. – Теперь самое время и перекусить, да и трофей обмыть, чтобы не болел.
Доставая охотничий нож из ножен, обращаясь ко мне, сказал:
– Давай, племяш, ставь треногу, клади дрова и в котелок воды набери, сам взял сухую деревяшку и стал строгать щепу для розжига костра.
Валентин Егорович взял с телеги треног и сказал мне:
– Бери котелок и дуй по воду, я костёр сворганю.
Все оказались при деле, каждый вносил своё участие в подготовке чаепития – традиции, после завершения охоты или рыбалки обмывать трофеи содержимым во фляжках, ну, и, конечно же, ароматным пахнущим дымком чаем.
Костёр, потрескивая пылающими дровами и сжигая их жаркими языками пламени, быстро вскипятил воду в котелке. Дядя Боря всыпал в котелок всё необходимое и сдвинул его в сторонку от огня.
На расстеленной, плащёвке разложена не мудрёная снедь: картошка в мундире, солёное сало, шмот отварного мяса, варёные вкрутую яйца, соль и пшеничные свежеиспечённые калачи, зелёный лук.
Уселись вокруг импровизированного стола кому, как было удобно, но все лицом к костру, было интересно наблюдать за тем, как постепенно уменьшаются языки пламени и исчезают. А угли играют своё жаркое произведение, не прерывно меняя цвета, форму и изменяя всю картину своего изображения.
Дядя отстегнул, висевшую у нег на ремне солдатскую, фляжку, (она у него сохранилась ещё с финской войны). Налил, в две кружки прозрачную жидкость Я из котелка налил себе золотистого чая, размешал в нём две ложки мёда, все трое чёкнулись кружками. Дядя сказал:
– Ну, чтоб не последний.
– Да уж это точно, – поддержал Валентин Егорович, и они дружно одним залпом выпили содержимое своих кружек, крякнув, помотав головами и понюхали хлеб.
Я же стал осторожно отхлебывать горячий чай, откусывая, по очереди мясо и хлеб. Пока я с аппетитом уплетал еду, взрослые наливали чёкались снова, наливали, дядя наливая по третей, сказал:
– Бог любит троицу, так не будем его гневить.
Выпили, закусили.
– Тимофеич, а ты как бы в бога то не верущий, али как? – лукаво глядя на дядю, спросил Валентин Егорович.
– А, но вроде ты и прав, но ведь с какого боку посмотреть, ты член партии, тоже вроде в бога не должен верить, а у тебя в избе в уголочке иконка-то висит, к чему бы это? – прищурившись, спросил дядя.
– Да это всё бабы мои, – смутившись, махнул рукой Двое-глазов. – Ну их, сладу сними, нетуть.
Закусывали и разговаривали о жизни.
А мне интересно, как, два взрослых мужика, под хмельком, настойчиво спорили друг с другом, а то старались убедить один другого, в различных житейских вопросах.
– Ты вот, к примеру, объясни, мене без толковому, пошто на тваёй опытнай этой станции дела деются вродя, как надабные, всяки то новыя сорта, значит выращивают, на выставках бумаги пащрительны, даже вон за пшиницу медаль дали, чёж это в колхозе то у нас нетуть ни чаво етова, вот как ты мне это разъяснишь то? С задором вопрошал Двоеглазов.
– Да чего же тебе, Валентин Егорыч, разъяснять-то? Вот, к примеру, что бы посеять вам на корма скоту люцерну, а она за одно, и медонос хороший, сколько лет, председатель ваш, ты и я обивали пороги министерства и райкома партии, не забыл?
– Тако не забыватся, – помотал головой Егорыч. – Вот тебе первый и основной ответ. А вспомни, где сейчас ваш агроном – молодой специалист, которая всей душой за дела колхозные болела. Всё за колхоз душой болела, старалась всё новое в агротехнике в своём колхозе применять. Многое осуществляла
