он.
Я глянула на перевертыша, который успел где-то обзавестись штанами, но, видно, не в его привычках было долго ходить одетым, поскольку руки парня потянулись к поясной тесемке. Однако этот наивный блохастый еще не знал, что женщина — настолько беззащитное существо, что предпочитает нападать по причине того, что не умеет обороняться.
— Конечно, — в тон промурлыкала я, отчего оборотень, ожидавший от меня совершенно другой реакции: отшатнусь, испугаюсь, — сам растерялся. А я меж тем решила, что если пороть чушь, то раскормленную, в смысле полную: — Только, дорогой, знаешь, когда мы будем предаваться любви, я шерстяные носки не буду снимать, ладно? А то, знаешь ли, удовольствие удовольствием, но и простуда никому не нужна.
— Чего? — ожидаемо вытаращился на меня парень.
— Ну вот, начинается, — притворно протянула я. — Сначала «чего?», потом «как?», а под конец еще и «зачем?» будет… Мужчины… даже изнасиловать и то не можете.
Перевертыш, окончательно запутавшийся в паутине моих слов, озадачился, а оттого растерял весь свой запал.
— Да я… не то, что ты подумала. Я припугнуть только хотел, — смущенно признался он.
А у меня по спине пробежала капля холодного пота. Увы, это в шестнадцать думаешь, что пресловутое «припугнуть» от «реально сделать» отделяет железобетонная стена. Чем старше становишься, тем четче осознаёшь, что грань между этими двумя понятиями очень тонкая. Отреагируй я на первый его выпад поведением типичной жертвы: начни кричать, убегать — и разбудила бы инстинкт охотника, подхлестнула бы его. И желание самоутвердиться, потешить уязвленное мужское самолюбие вполне могли довести до пошлого и банального насилия. А из-за чего? Из-за того, что крыса его тяпнула в причинное место. Как же — при всех унизила и оскорбила.
Понимал ли этот безусый молодой, а оттого дурной оборотень, что он мог совершить? В состоянии аффекта перешагнуть ту грань, после которой, возможно, сам перестанет себя уважать. Не знаю и знать бы не хотелось. Мне достаточно того, что он переключился. Сейчас главное — заставить его увидеть всю ситуацию под другим углом.
— Знаю, потому и не убила тебя. — Я блефовала. Отчаянно, глядя в глаза, словно сама верила, что говорю правду. — Разве не в курсе, что с поцелованными Смертью лучше дел не иметь?
— Ты не похожа на темную, — брякнул перевертыш, а потом, словно опомнившись, добавил: — Да нас на третьем курсе защищаться от вас учили. К тому же у меня и амулет против некромантской магии есть.
— И часто ты его проверял? — насмешливо протянула я, отмеряя в голос ощутимую долю превосходства.
Сработало. Оборотень сплюнул, а потом и вовсе буркнул:
— Вот теперь верю, что некромантка, — только вы такие языкастые и наглые.
— Наглость — второе счастье и порой — первое спасение, — хмыкнула я и представилась: — Рей. — И добавила, умасливая мужское самолюбие: — Ты извини, что на экзамене так получилось. Сам понимаешь, не магией смерти же в вас было швыряться? А то, что Энжи покусилась на тебя, так это она не с умыслом, просто мне помочь старалась как могла, — закончила я и протянула руку в типично мужском приветствии.
В этом простом жесте был свой особый смысл: пожмет — признает за равную. За противника ли, за друга ли, но не за женщину. Возможно, ударит, отводя душу, но уже не изнасилует.
— Кай, — представился он, после некоторого раздумья пожимая мою ладонь.
Кончики его ушей слегка заалели, и до оборотня наконец-то начало доходить, что он чуть не совершил по глупости. Ну наконец-то! Про себя мне давно хотелось как минимум хорошенько вмазать по этому его лицу, но внешне я была невозмутима и умеренно дружелюбна: зубами не щелкала, но и не скалилась от счастья.
— И ты меня извини, я слегка перегнул…
Оправдывающийся мужчина… А прошло всего-то с десяток минут. Но каких! Я в полной мере познала все прелести такой профессии, как сапер. Тем не менее удирать с поля — значит, попрать все законы дипломатии, оттого пришлось вонзить ногти в кожу ладоней и невозмутимо обронить:
— С кем не бывает? Кстати, а как так получилось, что ты уже на третьем курсе?
И вновь я рано расслабилась, а оттого ляпнула, как поняла по насупившемуся лицу собеседника, не то.
— Что, слишком молодой? — рыкнул он, обнажая клыки.
Похоже, вопрос возраста — больная мозоль этого Кая. Постаралась ответить как можно беспечнее:
— Да кто тебя знает. Это у меня дар годы жизни наперед забирает, и в тридцать я вполне могу выглядеть на все сто. Причем не процентов, а лет.
Парень каламбура не понял, но заметно расслабился и соизволил пояснить:
— А то ты сама не знаешь, что в академию не по возрасту берут, а как дар в силу войдет. Обычно это к годам двадцати бывает, а у меня вот в четырнадцать.
Больше объяснений мне и не требовалось: наверняка белая ворона среди одногруппников, да еще и нелюдь. Добавить к этому юношеский
