— Говоришь, сильно жить хочешь?
— Очень! — горячо заверила я.
— Ну смотри, сама напросилась. — С этими словами костлявая приблизилась и откинула капюшон.
На меня уставились глаза самой бездны. А потом старуха раззявила беззубый рот и начала втягивать воздух, а вместе с ним — и меня.
Меня закрутило, как в водовороте. Черном, обжигающе-холодном, пропитанном болью и ощущением безнадежности.
А когда выплюнуло, я оказалась висящей под потолком какой-то каморки. Внизу на постели лежала молодая девушка. Простоволосая, в ночной сорочке. Молоденькая совсем. На вид лет восемнадцать, не больше. Правильные черты лица, чуть пухлые губы, смуглая кожа, лебяжья шея. На шее уродливым клеймом красовался след от удавки. И спрашивается, что ей на свете не живется? Не уродина, не калека, не старуха…
Смерть же, у которой эта девушка, видимо, была постоянной клиенткой, стукнула косовищем об пол, отчего дух суицидницы отделился от тела.
— Рейнара Эрлис, твоя душа все так же настойчиво хочет покинуть этот бренный мир?
Наблюдая эту сцену, я сначала слегка удивилась формулировке вопроса, а потом поняла, что он как нельзя точнее отражает суть происходящего: да, покидает этот мир именно дух девушки, а тело остается в мое пользование.
— Да, всецело и полностью! — Пылкий ответ полупрозрачной девы оказался в духе юношеского максимализма.
Эфемерная суицидница так и не заметила меня, притаившуюся в углу. Все ее внимание было поглощено Смертью, которая что-то набирала у себя на планшете.
— Ну, раз ты так просишь… Пошли. — И костлявая протянула руку мятежной душе.
Полупрозрачная точеная кисть коснулась скрюченных пальцев, и они обе исчезли. Просто растворились в воздухе.
Я осталась наедине с телом. И как прикажете быть? Хоть бы инструкцию оставили, что ли, или напутствие в двух словах.
Памятуя о том, что мозг может продержаться без кислорода не более пяти минут, а потом наступает некроз, не стала терять времени даром. Подлетела к телу, дрыгаясь, как космонавт в невесомости, и попыталась улечься на него. Авось удастся воссоединить душу и тело.
Но то ли душа у меня была шибко грешная и тяжелая, то ли плотность этого тщедушного тельца подкачала. В общем, я позорно провалилась сквозь него на пол, а оттуда у меня были все шансы улететь и на нижний этаж. Но вовремя затрепыхалась, затормозила и пошла на второй заход, повторяя, как мантру, фразу, которая бы идеально подошла импотенту, попавшему в публичный дом: «Сейчас у меня получится, все получится…»
Увы, и на этот раз ничего не вышло. Определенно, я делала что-то не так. Но что?
— В голову залезай, дурында, — раздался приглушенный старческий смех.
Как говорила моя бабка Софа: «Умными советами разбрасываются только дураки», правда, она имела в виду, что дают эти самые ценные указания чаще всего люди недалекие, а вот от истинного душой еврея дельного слова за просто так не получишь. Но отчего-то окружающие считали, что она подразумевает: «Нужно следовать тому, что умный человек толкует, а не отбрасывать его совет». И хотя я чаще всего была согласна с трактовкой бабули, сейчас все же решила не пренебрегать напутствием Смерти и ввинтилась в голову той, кому жизнь оказалась не мила.
Гамма ощущений, что я сразу же испытала, была далека от приятной. Горло жгло, тело ломило, на грудь словно булыжник положили. Руки болели, ноги сводила судорога, и… это было здорово, потому как означало — я снова жива!
Захотелось рассмеяться, но изнутри вырвался то ли всхлип, то ли стон, а шею словно обвил раскаленный железный хомут.
В коридоре послышался звук шаркающих шагов. Дверь со скрипом приоткрылась, и сварливый женский голос произнес:
— А, очнулась-таки…
Слова звучали как-то странно, но суть сказанного я поняла.
В ушах почудился шепот костлявой: «Ты упорная, я таких люблю. Оттого лично от меня тебе два подарка, и этот — первый». Что за «этот», до меня дошло не сразу, а когда поняла, что подразумевалась способность понимать местную речь… Захотелось спросить, что собой представляет второй. Рекомендательное письмо? Или сифилис в крови этой Рейнары? У чернобалахонницы хватит чувства юмора на оба варианта.
Попыталась озвучить свои мысли, но удалось лишь прошипеть на манер гадюки:
— Шшшто ты… — на большее меня не хватило.
Зашедшая же в палату женщина, решив, что я обращаюсь к ней, оживилась:
— А я думала, что наутро за некромантом придется посылать, чтобы, значится, сотворил заклинание по тебе. Духовнику же молитв читать нельзя. Самоубийца как-никак… А ты гляди же, выжила. И чегось, спрашивается, в петлю-то лезла? Или решила — в тот раз с утоплением не получилось, удавка лучше будет?
Я закашлялась рваным, надсадным с хрипом кашлем.
— Вот-вот, в следующий раз умнее будешь, — прокомментировала мои терзания посетительница.
Это она на что сейчас намекала? На новую попытку? Дескать, подумай: яд-то он вернее, и шея после него не болит.
— Где я? — прошипела, сделав неимоверное усилие.
— Там же, где и в первый раз была: в целильне Святой Себастьяны.
