втягивал в себя новую порцию боли и утробного ужаса.
– Не кричи… не кричи-и-и…
Чудовище, постукивая ложкой по культе, стояло и смотрело на червяком дергающегося подвешенного. Стук-стук… аааааа… стук-стук… не кричи… аааааа… стук-стук…
– Достал.
– Нет! Не надо, не надо-о-о-а-а-а!
Уколова прятала голову в плечах, вжималась в стенку, плакала, понимая… так нельзя, нельзя ломаться. Держись, нельзя, Женя, нельзя…
– Да что ж такое-то, а? – Чудовище вытащило ручку ложки из развороченной дырки, бегущей кровью. – А-я-яй, как не стыдно, милая гостья? Я тут для вас стараюсь, заставляю этого молодого человека показывать всю необъятную мощь человеческих легких и даже, не имея слуха и не умея петь, демонстрировать прекрасное звучание «Аве, Мария» акапелла… Не расслышали? Сейчас еще раз попробуем, но вы не смейте отворачиваться, слышите?
Женя шарахнулась, как смогла, в сторону… Ганнибал оказался рядом быстрее, цепко лапнул тонкими стальными прутьями-пальцами за подбородок. Уставился светлыми чистыми глазами в ее дрожащие карие.
– Смотрите, пожалуйста. Вы правы, стоит бояться, если не станете слушаться и слушать. Выбор всегда есть. Вы же не хотите именно вот так?!
Красная ложка, вся в тягучих потеках, ткнула в воющего на одной ноте.
– Не хотите? Правильно. Смотрите, наслаждайтесь, сейчас он исполнит для вас что-то еще более захватывающее и душещипательное. Лакриму сможешь, душеспасительно, для дамы?
Женя не услышала возвышенного и трепетного. Мир сжалился, накрыл чернотой.
– Я расстроен…
Голос доходил глухо, как через подушку. Морг-морг… она разлепила ресницы. Что?
Почти перед лицом красновато бликовали начищенные чертовы яловые сапоги. Нога на ногу, носок правого – туда-сюда, туда-сюда… только и следи за размазанным алым пятнышком на самом кончике.
– Он старался, а вы не слышали. А-я-яй…
Женя хрипло выдохнула. Попробовала приподняться, хотя бы плюнуть в него, хотя бы что-то…
– Ой, да не дергайтесь. Мне надо передохнуть. Визжал, как поросенок, весь обляпался, даже очки забрызгал, мерзавец. Не было бы холодно, переоделся бы. Вы же не стали бы возражать? Неприлично, понимаю, но куда деваться.
Неприлично…
Женя пискнула, прикусив губу.
– Не поинтересовался вашим именем, простите. Но оно не так уж и важно. Вы будете… – чудовище поменяло ноги. Женя вздрогнула. Ждать… хуже всего. – Вы будете… Заинтригованы?
Сволочьсволочьсволочь…
– А? Что вы сказали?
– СВОЛОООЧЬ!!!
– … ахахаха… уморили… не угадали… А что у нас случается с непутевыми прогульщицами-неугадайками, а?
Ши-и-их… Женя не успела.
Прутья-пальцы задрали голову вверх, тянули за ее волосы. Ее бедные, когда-то в прошлой жизни длиннющие, пушистые и чистые волосы.
– Мм-м… это так… трогательно, ваш чистый и невинный страх. Ну, что у нас бывает с негодницами вроде вас, милая красавица, а?
Тах! Рука разжалась неуловимо, голова стукнулась о бетон… больно, еще и больно…
– Верно! Мы прощаем им на первый раз!
Чудовище вернулось, село на невесть откуда взявшийся стул.
– Так вам интересно?
Жизнь – как мыльный пузырь. Она просто как тонкая блестящая пленочка между сжатых пальцев, растущая от дыхания. Сколько ни старайся, лопнет. Или кто-то лопнет раньше. Специально. Зло. Для удовольствия.
Вдох-выдох, вдох-выдох… спокойно, пожалуйста, только спокойно. Успокой…
Дддах!
Чудовище швырнуло в стену что-то с пола. Крак!
Череп брызнул трухой правой глазницы. Упал рядом, скалился тупой ухмылкой.
Жизнь – просто мыльный пузырь.
– Интересно… мне интересно…
