час вполне сносно у берега работал по-собачьи, счастливо отфыркиваясь солёными брызгами. Варя с женихом плавали неподалёку, занятые исключительно друг другом.
Вечером нам постелили в дальней комнате, я пристроился на тахте, а Лёшка на кровати, впервые за долгое время разнежившись на мягкой перине.
– Пап, может, не поедешь ни в какую командировку? – шёпотом спросил он, умоляюще глядя на меня.
– Не могу, Лёха, – так же тихо ответил я. – Если останусь, меня могут арестовать и отдать под суд за убийство человека. А так я смогу когда-нибудь приехать и навестить тебя.
– Ну ладно, – вздохнул пацан. – Только обязательно приезжай.
На следующее утро я после бритья и завтрака сердечно попрощался с Лёшкой, Екатериной Васильевной и Варей, закинул за плечо вещмешок и отправился к стоянке автобуса до Симферополя. Всем объявил, что возвращаюсь в Москву, но ещё вчера начал продумывать план отступления и решил, что пока можно заныкаться в Одессе. Город шебутной, многонациональный, к тому же портовый, может, и повезёт через контрабандистов или самому по себе оказаться на судне, уплывающем в загранку. Правда, денег осталось кот наплакал, дай бог хотя бы до Одессы добраться. Ну, чай, руки-ноги есть да и голова на плечах, как-нибудь выкрутимся.
Тем более еды на первое время хватит: добрая Екатерина Ивановна снабдила меня источавшими одуряющий запах копчёной колбасой, буханкой ноздреватого хлеба, фруктами, банкой домашнего джема и парой банок консервированной баклажанной икры. Не той полужидкой массы цвета детской неожиданности, что продаётся обычно в магазинах, а самой настоящей, которую ещё и моя бабушка крутила.
Я избавился от документов на имя Василия Яхонтова: мелко порвал удостоверение личности и сжёг, а пепел пустил по ветру. До Судака по прежней легенде меня вполне могли выследить, поэтому вполне логично, что пришло время начать жизнь с новой биографией. Как я понял, в это время в Союзе проживала масса народу, не имеющего вообще при себе никаких документов, почему бы и мне пока не прикинуться одним из таких?
Решил, что буду представляться Климом Петровичем Кузнецовым. Кузнецова – девичья фамилия матери, своего рода дань памяти родительнице. Так-то она ещё жива, слава богу, но получается, что на свете её сейчас ещё и нет. А её отец родился на берегу Енисея, в селе Ярцево, пусть и я как бы оттуда приехал в поисках лучшей доли в Москву, а после уже отправился дальше по бескрайним просторам СССР. Например, по причине приставаний сожительницы, требовавшей алиментов на явно чужого ребёнка. Кому охота будет искать в такой глуши концы моей биографии? Если, конечно, я не вляпаюсь во что-нибудь серьёзное. Но уж постараюсь обойтись без подобного рода косяков.
Ещё бы всё же документики сляпать… Может, сведёт судьба с какими-нибудь мастерами, потому что с ксивой как-то спокойнее. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек.
Думал я и как изменить внешность. Был бы профессиональным разведчиком, что-нибудь придумал бы. А тут, кроме как отпустить бороду, ничего в голову не приходило. Ладно, не горит, не думаю, что мои фотографии на каждом столбе развешаны, включая территорию братской Украинской республики.
Автобус подошёл через полтора часа. Место мне досталось у окна. Глядя на крымские пейзажи, я по-прежнему прокручивал в уме разные варианты своего будущего. В принципе сценарий вырисовывался один: свалить в загранку, туда, где меня подручные Ежова точно не достанут. Правда, вспоминая историю ещё не свершившегося убийства Троцкого[8] в Мексике, я не был полностью уверен в своей безопасности, даже если окажусь по ту сторону океана.
Конечно, в политических масштабах я не столь серьёзная фигура, чтобы устраивать за мной охоту по всему миру, но, с другой стороны, я слишком много знал, да и руки мои были обагрены кровью, так сказать, преданных ленинцев-сталинцев. Это не считая Лютого, если, конечно, НКВД нароет, что это я завалил бандита. Впрочем, на Лютого им, думаю, плевать, мелкий уголовник, но всё равно копейка в копилку моих прегрешений по меркам власти.
Из Симферополя прямые поезда-автобусы в Одессу не ходили, пришлось добираться с пересадками. Сначала автобусом до посёлка Черноморское, а оттуда паромом до Одессы-матушки. Тут уж я поиздержался вконец и ступил на одесскую землю, имея в кармане рубль с копейками.
Жизнь в порту кипела. Сновал народ, то и дело на глаза попадались вооружённые люди, не иначе охрана порта, ездили туда-сюда машины и подводы, у причала под погрузкой находился сухогруз «Тургенев», а над всем этим стоял гул, словно я оказался в центре пчелиного улья. Гул, изредка нарушаемый гудками пароходов и разных каботажных судов.
По эстакаде бегали электрические транспортёры, олицетворявшие технический прогресс, а у её основания ютились жалкие лачуги, совершенно не вписывавшиеся в систему социалистического строя. Ладно, это не мои проблемы, надо завести в порту знакомства и как бы между делом выяснить, каким макаром реально забраться на судно, уходящее в загранку. Наше или иностранное, особой разницы нет. И откладывать смысла я не вижу. Ну-ка, подвалим вон к тому грузчику в майке и широких штанинах, в одиночестве смолившему цигарку, сидя на поддоне.
– День добрый!
– Ну, добре, – прищурившись, глянул на меня снизу вверх небритый мужик лет тридцати с хвостиком.
– Меня Климом зовут, – протянул я руку.
Тот, чуть подумав, пожал руку.
– Константин.
