Бессмертные

– Это ни к чему.

– Я не хочу вас принуждать.

Аура подумала, что Фуэнте не уйдет, пока она не подчинится, а значит, Шевалье не удастся с ней связаться. Еще немного попререкавшись, она надела на правую руку браслет с цепью.

– Если вам так спокойнее, – сказала она угрюмо, сев на гнилую балку, которая когда-то поддерживала крышу сарая. В нос ударил запах прелой соломы и крысиного помета. Сарай, похоже, давным-давно заброшен. До ближайшего жилья далеко – кричать бесполезно: все равно никто не услышит. Но опускать руки Аура не собиралась.

Она беспокоилась из-за пистолета. Если Фуэнте приведет новых лошадей, то перевесит на них сумки. Оставалось лишь надеяться, что ему не придет в голову снова проверить их содержимое.

Аура осталась в сарае одна. Еще какое-то время до ее слуха доносился стук копыт по камням, потом все стихло.

Фуэнте оставил ей свечу, для которой вырыл небольшое углубление в глинобитном полу. В тусклом свете свечи балки отбрасывали причудливые тени – Ауре показалось, будто она сидит в клетке. Снова в плену, а пистолета под рукой нет! Аура запаниковала. Она дергала цепь, пока не ободрала кожу под браслетом. Постепенно успокоившись, Аура подтянула колени к подбородку и стала ждать.

Вскоре около сарая послышался шорох. Ветхая дверь чуть приоткрылась, и в сарай вошел человек.

В Париже Аура не видела Шевалье без маски, поэтому не представляла себе его лица. Лишь гладкий кусок красного картона, под которым могли скрываться любые черты.

Войдя в сарай, человек остановился в тени. Он был выше, чем казалось Ауре. Судя по одежде, он в пути столько же, сколько и она. На нем был длинный, как у Фуэнте, плащ, но из прочной темно-коричневой ткани, и кожаные штаны. Высокие сапоги доходили почти до колен. Черная рубашка подвязана поясом. Когда Шевалье подошел ближе, Аура заметила под поясом какое-то оружие.

Волосы у Шевалье были черные с серебристым отливом – Аура никогда таких не видела. Впрочем, так могло казаться при свете свечи. Но больше всего ее поразило то, что лицо его показалось ей знакомым. Примерно так она и представляла себе Шевалье. Тонкий нос, выдающийся вперед подбородок. Она сразу узнала его чувственные губы и ямочки на щеках.

– Мадемуазель Сильветта, – поприветствовал он ее, шутливо поклонившись.

– Полагаю, вы знаете мое настоящее имя.

Шевалье вышел из тени. Аура все так же сидела на балке и вставать не собиралась, поэтому Шевалье присел на корточки.

– Как мне величать вас сегодня? – спросила Аура. – Дориан ведь такая же фальшивка, как и Сильветта.

– Константин, – ответил он.

– Вы знаете, где мой сын?

Шевалье помотал головой:

– Знал бы, немедля освободил бы вас и отвез туда.

– Приберегите хорошие манеры для более подходящего случая.

Тихо усмехнувшись, Шевалье взял ее руку, прикованную цепью. Аура замерла, но позволила ему изучить железный браслет.

– Ему лет пятьдесят – шестьдесят… Хорошо сохранился, ни следа ржавчины. Из крепости вашего отца, полагаю.

– Зачем вы меня преследуете? И откуда вам столько известно о моей семье?

– Я всегда знал, чем занимается ваш отец. Никогда не одобрял этого, но и помешать ему все равно не мог.

Аура недоверчиво взглянула на него:

– Вы знали моего отца?

– Не близко. Но он был известен в определенных кругах. Отзывались о нем по-разному: кто хорошо, кто плохо. Были те, кто завидовал его успехам, если это можно так назвать. Встречались и те, кто считал его кем-то вроде полубога. Но, честно говоря, мы, бессмертные, не так часто сталкиваемся, чтобы иметь возможность сойтись поближе. Может, это и к лучшему.

– Мы, бессмертные?

Шевалье засмеялся:

– Я надеялся, имя Шевалье Велдон наведет вас на определенные мысли. Но может, мне стоило перестать использовать старые псевдонимы после того, как о них все узнали.

Железный браслет на руке вдруг показался ледяным.

– Хотите сказать, что вы граф Сен-Жермен?

– Еще одно фальшивое имя, но это вам, вероятно, известно. Мое настоящее имя – Константин-Леопольд Ракоци, я сын принца Франца-Леопольда Ракоци из Трансильвании. Но вырос я не там. Я был еще совсем ребенком, когда меня отдали на попечение другу моего отца, графу Джану Гастоне Медичи. Боюсь, моя мать, урожденная Текели, не слишком любила меня и хотела поскорее избавиться. – Он скривился в улыбке. – Матери иногда так поступают…