на особом счету – пускай теперь этот особый счет и расхлебывают. Будь это в империи, он бы костьми лег, их вытаскивая, но здесь чужая страна, чужие люди. И дети тоже чужие.
– Смотрите, – ну, это опять Луис. Костин отобрал у Мурада бинокль, все же свои глаза хорошо, а с прибором лучше. Всмотрелся и едва не присвистнул от удивления. Если уж эти укурки так оживились, засуетились, будто муравьи, значит, ожидается что-то интересное.
Несколько крепких, бородатых мужиков выводили из учебного здания детей. Старшие шли, заложив руки за голову, младших просто гнали, как скот. Их подгоняли окриками на незнакомом лейтенанту гортанном языке и толчками прикладов, не особенно сдерживая удары. Костин удивленно посмотрел на Мартинес, но Каталина лишь пожала плечами. Луис тоже ничего не понимал. Тогда он повернулся к Мураду:
– Это что такое?
– Не знаю. Наверное, расстреливать повезли, или, может, руки отрубят.
Говорил он шепотом – видать хорошо помнил обещание лейтенанта вырвать ему язык, если заорет, и знал, что русские слов на ветер не бросают. Костин удивленно поднял брови:
– С чего это?
– Они учились в школе, – терпеливо, как маленькому, объяснил ему Мурад. – Это харам.
– Я тебе сейчас твой харам в задницу засуну, – прошипел Костин. – И проверну три раза. Где они этим заниматься будут?
– Откуда я знаю? – Мурад чуть заметно побледнел, что, впрочем, на смуглом лице было не слишком заметно. – Может, здесь, может, отвезут куда. Скорее всего, здесь, какая им разница?
Это уж точно, разницы бородатым ублюдкам не было никакой. И машина, точнее, небольшой автобус, на котором они приехали, для перевозки такого числа пассажиров не годился физически. В него можно было бы вбить человек двадцать – тридцать. Ну, пятьдесят, если запрессовывать, как сельдь в бочку, а детей даже навскидку было не менее сотни. Неудивительно, что ваххабиты просто согнали их всех в кучу посреди двора и некоторое время совещались вполголоса. Потом один кивнул и отошел, чтобы уже через минуту вернуться, небрежно таща за собой огромный, как бы не директорский, стол.
Модификант, подумал Костин. Мышцу-то вон какую нарастил, и стол одной рукой на весу держит. А в нем – килограммов сорок, а то и больше – на таких провинциальных планетах любят делать мебель из дерева. Интересно, ему только мускулатуру усилили или еще что?
Модификант тем временем, даже не подозревая, что его разглядывают и оценивают, с грохотом поставил стол на серый, покрытый густой сеткой мелких трещин асфальт и повернулся к остальным. Тот, который был у них за главного (во всяком случае, именно у него волосы были перехвачены зеленой лентой с непонятными то ли буквами, то ли пятнами), кивнул одобрительно и что-то сказал. Похвалил, наверное. Звукопеленгатор работал, исправно ретранслируя его слова наблюдателям, но Костин закономерно не понимал ни слова.
– Чего он там бормочет?
– Не знаю, – голос Мурада звучал испуганно. Видимо, ему очень не хотелось стать ненужным – понимал, что как только это произойдет, его прикопают в первой же канаве. – Они не с моей планеты, у них свой язык.
– Надо же. А я думал, вы все на одном лопочете.
Мурад хотел что-то ответить, но Костин жестом велел ему заткнуться и вновь с бесстрастным выражением лица принялся наблюдать за происходящим. Каталина подползла, толкнула его локтем в бок:
– Так и будешь смотреть?
– Да. Запись ведется.
– Какая запись?
– Обычная. Уйти средь бела дня незамеченными все равно не сможем, так хоть информацию соберем.
– И что, пусть дальше их убивают?
– Во-первых, сомневаюсь, что будут творить то, что сказал наш… э-э-э… проводник. Не в средние века живем. А во-вторых, у нас, если ты помнишь, совсем иная задача.
– Ну, ты и…
– Перебивать невежливо. В-третьих, если бы ваше правительство хотело избежать подобных эксцессов, оно не экономило бы на обороне. Мы, к примеру, не экономим. Так что, какие ко мне претензии?
Девушка зло скривилась, но ничего не сказала – в словах русского была горькая правда. Возникни у кого-то мысль провернуть такое с имперской планетой – с него бы свои же кожу живьем содрали. Уж больно страшно отвечали имперцы на любое хамство.
Между тем, бородачи приняли, наконец, решение. Модификант ловко, будто морковку из грядки, выдернул из толпы школьников девочку лет восьми и, без видимого усилия держа ее на весу, подтащил к столу. Миг – и ее руки оказались прижаты к твердой, благородных расцветок поверхности.
– Сейчас обрубят, – то ли безразлично, то ли даже с восхищением прошептал Мурад. Однако здесь он ошибся. Из толпы выскочила и, не обращая внимания на направленное в ее сторону оружие, бросилась к модификанту вторая девчонка, лет пятнадцати. Мордально, кстати, очень похожая – наверное,
