движением сдернул ее с толстого горлышка.
– Ты что делаешь, Геннадий! – заорала Радлова. – А дышать нам как?
– Можно окно открыть! – спокойно сказал Рабинович и, никого не спрашивая, резко распахнул форточку.
В комнату ворвался зимний воздух.
– Лева, попроси у кого-нибудь нож, – лениво сказала Радлова. – Он нам все равно понадобится.
Несмотря на зимний воздух, в комнате противно пахло. Я надел тулуп и вышел.
На веранде уже не было никаких каратистов.
«Телевизор, что ли, включить? – лениво подумал я. – Вдруг он работает? Посмотрю передачу». Потом я опять глянул в лес, и захотелось туда, в темноту.
Как только я спрыгнул с крыльца на тропинку, на меня сразу налетела огромная овчарка. Она молча сбила меня с ног и начала тыкаться мордой в лицо.
Я не успел испугаться, потому что, во-первых, был весь в снегу, снег засыпался за шиворот, в рукава, в валенки, просто всюду, во-вторых, страшным голосом завизжала какая-то девушка, и собака трусливо отбежала куда-то прочь…
Чьи-то сильные руки быстро подняли меня из сугроба и ласково встряхнули. Это был давешний собеседник с бледным лицом, рядом с ним виновато жалась овчарка, которую била, но несильно, рукой в варежке девушка – она была в коротком пальто, из-под которого виднелись красивые ноги в синих шерстяных колготках.
– Альма, я тебе что сказала! Дрянь! – орала девушка в колготках.
– Ты живой, Лева? – спросил человек с бледным лицом, девушкой и собакой.
– Слушай, извини, я забыл, как тебя зовут, – пережив легкий стресс, я уже не так стеснялся, как раньше. – Давай опять познакомимся.
Мы церемонно представились: я сказал, что являюсь магистром глинтвейна, а человек с бледным лицом – что он Иван Дроздов, зиц-председатель. Я стал смутно вспоминать, что видел его в университете, но курсом старше.
Иван Дроздов вновь начал задавать свои жгучие, требующие немедленного ответа вопросы.
Но меня это уже не смущало.
– Скажи, Лева, – горячо спросил Дроздов, зиц-председатель, – веришь ли ты в настоящую любовь?
– Ванька, я на тебя сейчас собаку спущу! – заорала девчонка в синих колготках.
Я неуверенно пожал плечами.
– Вот и она не верит! – шумно вздохнул Дроздов, и сразу выяснилось, что за это не очень длинное время он успел выпить довольно сложный состав: шампанское, коньяк и что-то еще.
– Лева, а скажи, как ты думаешь, для чего мы вообще тут живем?
– Это трудный вопрос, – засмеялся я.
– Лева! – заорал Дроздов с бледным лицом. – Ну почему, почему я сразу понял, что ты хороший человек!
И он бросился меня обнимать.
Во время объятий он неожиданно шепнул:
– Слушай, а у вас случайно нет в корпусе пустого номера?
Я отрицательно, но с уважительным сожалением покачал головой – мол, увы, увы и увы, – и Дроздов с собакой и девушкой отправились дальше гулять.
Мне вдруг очень захотелось курить, и я решил вернуться за сигаретами.
Тут опять выскочил одноклассник Тимофеев, который поверх кимоно накинул какой-то ватник, а на босые ноги натянул валенки. Все это выглядело, конечно, очень мило. Теперь казалось, что каратист выскочил в своих белых одеяниях и валенках на босу ногу прямо из постели.
– Извините, – сказал он. – Вас, кажется, Лева зовут? Мне очень неудобно, вдруг я вас напугал?
– Да нет, вроде не напугали.
– Скажите, пожалуйста, – вдруг еще больше смутился каратист-одноклассник Тимофеев, – а у вас в номере горячая вода есть?
– Кажется, есть. А что?
– Нет, ничего, – смутился Тимофеев. – У нас просто нет, и вот я думаю, это везде или не везде?
– Видимо, не везде, – вежливо ответил я. – Душ вы можете и у нас принять. Вроде течет.
– Ой что вы, что вы! – покраснел каратист. – Я могу и холодной водой. Я вообще ведь для чего приехал сюда: чтобы бегать босиком и купаться в снегу. Прана, понимаете?
– Прана?
– Ну это… как бы вам это объяснить… это дух земли.
