– Да уж, специально ничего бы не получилось. Как ты догадался, что Мосийчук «казачок»?
– Да никак. Если бы сразу понял, сам бы его и уработал, или спеленал и к вашим отнес.
– А ты что, не наш? – с каким-то хитрым прищуром спросил особист.
– Я работников особого отдела имел в виду.
– Ясно все, короче, мне тут предложили тебя к нам на службу пригласить. Когда поправишься, конечно.
– Это куда, в особый отдел? – Я аж подавился.
– Да, ну как, согласен? – живо ответил капитан.
– Товарищ капитан, а что я у вас делать-то буду? Я же солдат, штурмовик, снайпер, да кто угодно, но уж никак не оперативник.
– Оперативниками не рождаются.
– Нет, это вряд ли, – с сомнением проговорил я, – у вас работать это даже мыслить надо совсем по-другому, а я? Извините, товарищ капитан, но я не хочу выглядеть глупо или, хуже того, провалить какое-нибудь важное дело.
– Я же говорю, научим всему, никто в «поле» тебя сразу и не выпустит. Поедешь в Москву, закончишь курсы. Так как ты не рядовой, получишь звание старшины, вот потом и работать.
– Товарищ капитан, ну вот вы сами верите, что из пехотинца можно сделать опера? Только честно.
– Честно? Не из каждого, но можно. А из тебя точно получится. – Ишь как обхаживает, что они такого во мне нашли.
– Вот бы узнать, кто это такой глазастый, что рассмотрел во мне оперативника?
– Генерал Иволгин, – тут же был дан ответ.
– Так и знал, он еще в Сталинграде что-то в этом роде предлагал. Как он?
– Тяжело ранен, в госпитале. Сегодня был у него.
– Вот же, а что с ним случилось, вроде как от передовой-то он далековато был? – удивился я.
– Эта сука, Мосийчук, когда за ним пришли, на рывок пошел, стрельбу затеял, вот и попал прямо в генерала.
– Живым взяли?
– Ага, чуток попортили шкурку, но ничего, через пару недель начнем уже активную работу. Сейчас пока так, помаленьку обхаживаем.
– Товарищ капитан, если ваше предложение не приказ, то я откажусь, – я честно и прямо высказал особисту то, что думал, – извините.
– Конечно, не приказ, но думаю, за Иволгиным не заржавеет и приказ оформить. Выйдет вот из госпиталя, посмотрим… – многозначительно произнес капитан.
– Ну, вот прикажут, тогда и будем посмотреть, а пока – нет, – выпалил я и через секунду опять добавил: – Извините.
– Ладно, к этому разговору мы еще вернемся.
Я кивнул.
– Как скажете.
Капитан долго не засиделся. Практически как получил ответ, так и начал собираться. Я лежал и думал, надо ли мне это? Ведь там, на учебе, или непосредственно перед ней, меня же начнут крутить, что помню, что знаю. Будут следить за каждым словом и движением, а я себя знаю, «отмочу» что- нибудь, потом расхлебывай. Нет, однозначно не хочу.
Через две недели, так больше и не спросив моего мнения, меня поставили перед фактом. Просто принесли предписание явиться в особый отдел, за документами и направлением на учебу в памятный мне по ранению Куйбышев. Почему туда? А фиг его знает, но в предписании ясно сказано. С рукой почти все в порядке. Почти выражается в неработоспособном мизинце, почему именно его заклинило, никто не знал. Док вообще пугал, что рука может не восстановиться, однако все работает, кроме злосчастного мизинца. Палец застыл в полусогнутом состоянии, и ни туда, и ни сюда. Иголкой кололи, боли тоже не чувствую. Плюнул, ладно хоть мизинец и на левой руке.
Через три дня я, с тощим сидором за плечами, сходил на вокзале будущей и прошлой Самары. Меня никто не встречал, самому предстоит найти адрес, мне тут особист его записал. Школа НКВД представляла собой… да школу и представляла, только не большую, не как в будущем. Здание в два этажа, П-образной формы, со спортзалом и столовой, в разных концах. На входе у меня потребовали документы, предъявил «писульку», что дали с собой в госпитале, ну и предписание от особиста. Направили в кабинет на втором этаже. Там какой-то усатый, с майорскими звездами на погонах, мужик, молча прочитал мои документы и послал меня. В прямом смысле.
– Чего они там, сдурели, что ли? – злобно и недовольно произнес он. – У меня занятия идут уже два месяца, кто тебя будет подтягивать?
– Я не знаю, товарищ майор, – пожал я плечами.
– Нет, я не могу принять. Наверстать уже не успеешь. Много пропустил.
– … – Я лишь молча стоял, обдумывая, куда теперь.
– Вот что. У тебя ведь отпуск должен быть, по ранению?
– Да не нужен он мне, все и так прошло уже.