– Мне виднее. Оформим тебе документ, съезди, отдохни недельку на родине, а потом возвращайся в часть.
– Тут вот какое дело, товарищ майор… – замялся я.
– Что?
– Я не помню, где у меня дом…
– Да, я читал в документах, что у тебя проблемы с памятью, ладно, в архив запрос сделаю, завтра зайди, получишь ответ.
– Товарищ майор, а нельзя мне просто документы на проезд выдать, я бы сегодня же в часть уехал, не надо мне отпуска.
– Зря отказываешься, когда еще возможность будет.
– Если можно, я бы увольнительную на пару дней хотел и проездные до Сталинграда.
– Зачем тебе туда, тут вон написано, ты там воевал? Что, соскучился уже?
– Да, друзей помянуть, просто посмотреть хочется, как город восстанавливают.
– Договорились, а жив будешь, через четыре месяца тебя жду. Вот, – майор протянул мне листок бумаги, – отдашь в особый отдел своей дивизии. Если сочтут нужным, то на новый набор, через четыре месяца, отправят вновь. Документы на проезд получишь в канцелярии, вот, – он протянул мне еще одну бумагу, – отдай там и все получишь. Как понял?
– Все понял, товарищ майор, разрешите идти? – встав по стойке смирно, отчеканил я.
– Иди, сержант, иди, выздоравливай. Береги себя, ну и врагов бей, как положено!
– Есть, – я развернулся и направился к двери.
– Сержант, а это не ты больше ста немецких солдат и офицеров в Сталинграде положил? – вдруг донеслось до меня.
– Говорят, что я.
– Как это, а сам, стало быть, и не знаешь? – удивился майор.
– Да всякое бывало, чего их запоминать, товарищ майор, их убивать нужно, а не помнить.
– Это точно, прощай.
Вот блин, правда, говорят, как год начнется, так и пройдет. Встретил Новый год в госпитале, вот и болтаюсь, как дерьмо в проруби, уже столько времени. Ребята у меня там воюют, а я тут прохлаждаюсь. Надо ехать скорее, хотя в Сталинград все же заеду. Я немного лукавил, конечно, не просто так я в город хочу попасть. Там нычка у меня есть, а город восстанавливают, могут тайничок найти или просто в землю закатают. В одном из почти неповрежденных домов сделал. Оружие там, боеприпасы, золото, деньги, на удивление, как наши, так и немецкие. Нет, а что, я должен был все до копеечки сдавать? А кому, крохобору старшине, у которого зимой снега не выпросишь? Нет уж, все себе оставлю, только вот как тащить? Может, новый схрон оборудовать, а то у меня даже пулемет есть, немецкий, трофейный. Поймают меня с таким арсеналом, и поеду опять к особистам, только уже не на учебу, а как наглядное пособие, для будущих оперов.
В город я прибыл поздним вечером и начал искать жилье, переночевать нужно, да и выспаться. В поезде всю дорогу новобранцы шумели, так и не смог заснуть. В центре ловить нечего, там сейчас еще завалы расчищают, а вот в старых, частных домах люди живут, вернулись, точнее, кто уходил. Эти места были довольно быстро захвачены врагом и удерживались, будучи тылом. За счет окружения сильных боев с применением крупной артиллерии на окраинах не было, поэтому и дома сохранились. Постучав в одно из окон, пошел к крыльцу. Через минуту дверь приоткрылась и в проеме возникло лицо.
– Кто таков? – спросил человек, по виду дед лет ста.
– Служивый я, с госпиталя еду, переночевать не пустите? – спросил я, представившись.
– Чего ж не пустить-то? Ты ж не немец, заходи. Только вот накормить почти нечем, картошки осталось чуток, вчера варили с бабкой, да хлеба краюха осталась. Завтра только привезут, обещали.
– Так мне и не надо, это еще я вас угощу, – улыбнулся я. У меня с собой хороший паек был, в Куйбышеве майор начальник школы НКВД распорядился, чтобы дорогой не голодал.
– Ну, так ты, значит, вообще желанный гость в доме будешь! – воскликнул дед, а глаза так и сверкнули. Дед, какой он на фиг дед, мужик лет под шестьдесят, не больше. Когда дверь распахнулась во всю ширь, я увидел хозяина целиком. Да он без ноги, оказывается, вот и выглядит так старо, наверное, хлебнул сполна.
Раздевшись в сенях, я прошел в единственную комнатку. Тут уже меня встретила и хозяйка, женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти.
– Здравия желаю, хозяева, сержант Иванов, родные Сашей назвали.
– Ну, тезка, значит, я Александр Васильевич, это, – дед указал на женщину, – жена моя, Настасья Андреевна. Востриковы мы.
– Вот у меня тут с собой еды немного, угощайтесь, – предложил я, развязывая сидор.
Хозяева даже не встали со своих мест. Стесняются, что ли? Начал выкладывать продукты на стол, а у людей глаза расширялись от увиденного. Да, поголодали люди, если от взгляда на две буханки хлеба у них разве что слюни не текут. Опять захотелось выругаться да козла Адольфа вспомнить.
– Извините, Саша, – вдруг проговорила Настасья Андреевна.
– Да? – отвлекся я от мыслей.
