Рынки почти опустели – никто не хочет везти зерно в город. Каждое утро тех, кто умер за ночь, выносят на улицы, чтобы возчики их подобрали. Вот так мы в последний раз видим любимых людей – их тела валяются на улицах, над ними вьются мухи, а потом грязные могильщики сваливают их на повозки и увозят прочь.
Появилась Сюзанна. Она оказалась пухлой молодой женщиной с черными волосами – так мне показалось в тусклом свете очага. Темная туника делала ее кожу ослепительно белой. Интересно, где ее муж, подумал я. Но в эти дни лучше не задавать подобных вопросов.
– Он уснул наконец-то, – сказала Сюзанна отцу.
– Хорошо, – кивнул Ричард. – Этот младенец голоден. Уильям заплатил мне, надеясь, что ты сможешь его накормить.
– А я что-то получу? – потребовала Сюзанна.
– Конечно, цветочек. Но это золотая монета, она стоит сорок пенсов. Я разменяю ее и отдам тебе достойную долю.
– Достойную? – переспросила Сюзанна, глядя на нас с Лазарем.
– Десять пенсов, – сказал Ричард.
– Вор!
– Двадцать.
Она кивнула и повернулась ко мне.
– Это мальчик или девочка?
Я замешкался.
– Его зовут Лазарь…
Ребенок снова заплакал. Сюзанна забрала его и расстегнула платье.
– Ему нужно не только молоко, – заметила она. – Когда вы в последний раз меняли ему пеленки?
– Утром, в Хонитоне. – Лазарь сосал грудь, но не с той жадностью, какой я от него ожидал. – На постоялом дворе, где мы останавливались, была кормилица.
Я посмотрел на Уильяма, но он глядел на огонь, стараясь не встречаться со мной взглядом. А вот Ричард смотрел на меня с подозрением.
– Когда, ты сказал, умерла твоя жена?
– Вчера утром.
– И ты едешь один, с ребенком? Только с Уильямом?
– А что мне делать? Господь в великой мудрости его взвалил на меня это бремя.
Наступила тишина. Уильям по-прежнему не смотрел на меня.
– До Мортона полдня пути, – сказала Сюзанна, глядя на ребенка, который то сосал, то снова порывался заплакать. – Я накормила его, накормлю, когда он проснется, и еще раз утром, перед вашим уходом. Думаю, он проспит всю дорогу. Ваша ходьба укачает его.
Я благодарно кивнул. Сюзанна улыбнулась. Ее щедрость и доброта успокоили меня.
– Ричард! – неожиданно воскликнул Уильям, поворачиваясь к хозяину. – В прежние времена у тебя всегда имелся бочонок эля. Не говори мне, что эта добрая традиция пала жертвой чумы!
Ричард поднялся, тяжело опираясь на палку.
– Ячмень мы бережем на хлеб, ты же понимаешь… Но могу угостить тебя добрым сидром. Яблоки с моих деревьев, за городскими стенами.
– Было бы здорово!
Ричард взял черпак с бочки с сидром, стоявшей в темном углу, и осторожно наполнил большую чашу с двумя ручками. Я слышал, как он медленно льет сидр. Вернувшись к огню, он сказал:
– Женщина по соседству год назад потеряла мужа. Я сделал ей два новых замка для дома, а она расплатилась со мной садом. Ей страшно жить одной. Когда я увидел сад, там было полно гнилых яблок на сидр. – Он сделал глоток, передал чашу Уильяму и сел. – Если бы я не был осторожен, то смог бы сделать состояние на замках. Сейчас такое время…
– И на их взломе? – усмехнулся я. – А как же те, кто умер в запертых домах, не имея рядом никого, кто вынес бы их тела на улицу?
Ричард промолчал.
Уильям, не произнося ни слова, передал чашу мне. Он сидел и смотрел в огонь. Я принял чашу, поднес ее ко рту и ощутил сладость сидра. Потом я передал ее Сюзанее, которая все еще пыталась кормить ребенка.
– Потом, когда он успокоится, – сказала она, подняла качальную доску и стала разворачивать пеленки.
– Вы наверняка голодны, – сказал Ричард. – Там осталось немного похлебки.
– У нас есть ветчина к ужину, – ответил Уильям. – И немного…
Но прежде чем он договорил, Сюзанна издала дикий вопль. Она только что держала Лазаря на руках и вдруг отшвырнула его в сторону, зажав рот ладонью. Она смотрела на него с ужасом.