мы отправились сюда, чтобы найти крепкие палки, которые помогут нам в пути. Тогда я думал, что это очень благородно – сражаться за короля Эдуарда и за Англию: ведь я же буду сражаться за эти леса и холмы, за свою родину. Но кто сейчас мой враг? С кем я буду бороться?
Враг живет внутри меня, в моей собственной крови…
Я опустил суму на камень, дрожа и обливаясь потом. Я медленно снял плащ, тунику и пояс. Оставшись в одной рубашке, я достал нож.
– Что ты делаешь? – воскликнул Уильям.
– Кровопускание…
Я закатал левый рукав, поднял руку и почувствовал запах застарелого пота. Запах был отвратителен. Но под мышкой я не увидел того же огромного черного нарыва, как на шее мертвеца в Хонитоне. Мой нарыв был желтоватым, его окружали черные пятна и налитые кровью припухлости – словно на мне вырос чудовищный гриб. Я ненавидел его, но не решался срезать. Это лишь симптом… Я закатал правый рукав и, держа нож в левой руке, нацелился на внутреннюю сторону предплечья. Место найти было несложно: когда-то мне уже пускали кровь. Боль была острой и леденящей, но она казалась здоровой. Из меня вытекала не кровь, но болезнь. Я поразил врага в самое сердце. Мне сразу стало легче. Спустив кровь, я поднял руку и закрутил рукав, чтобы остановить кровотечение. В изнеможении я откинулся на камень.
– Тебе следовало стать хирургом, – сказал Уильям.
– Резать камень проще…
Я поднялся. Голова у меня закружилась, и меня снова вырвало, но желудок был совершенно пуст. Я поднял свою тунику и неуклюже принялся натягивать ее через голову. После нескольких попыток мне это удалось. Я застегнул пояс и накинул плащ – он показался мне очень тяжелым.
– Надо идти, – сказал я, поднимаясь на ноги и глядя в темнеющее небо.
– Пусти кровь и мне тоже, – приказал Уильям.
Какое-то время мы молчали. Тишину нарушало только вечернее пение птиц. Я видел кровавые пятна на шее и щеках Уильяма, не закрытых бородой. Я покачал головой.
– Я никогда не пускал никому кровь. Только себе. Я знаю, где это можно сделать…
– Джон, то, что случилось вчера, уже случилось. Время вспять не обратить. Но я все же верю в тебя. Тебя ведет Бог. Сделай же для меня то же, что сделал для себя.
– Я не знаю…
– Что может случиться?
Уильям скинул свой плащ и с большим трудом стянул через голову тунику. Увидев, как он закатывает рукав рубашки, я задрожал. Уильям протянул мне руку.
– Я не вижу места…
– Ради Христа, Джон, режь, где захочешь.
Я надрезал кожу. Кровь брызнула и потекла по руке.
– Пусть течет, – сказал я, утирая холодный пот со лба. Когда вытекло достаточно, я поднял его руку. – Держи ее так. Наклонись вперед, пусть чистая кровь прильет к голове.
Уильям подчинился. Он тяжело дышал.
– Мне кажется, что вся жизнь проходит перед глазами, – сказал он.
– Расскажи, когда ты был счастливее всего…
– Когда в первый раз был с Кристиной из Люведона.
– В первый?
– Ее муж часто охотился.
Когда Уильям пришел в себя, мы пошли дальше, медленно пробираясь между деревьями. Хотя деревья уже давно облетели, под их кронами стало гораздо темнее. Мы двигались медленно, спотыкаясь о толстые корни. Я подвернул правую щиколотку. Я часто наступал в лужи и чувствовал, как холодная вода заливает ноги. Сквозь просвет в тучах выглянула луна, и переплетенные голые ветви стали серебряными. Казалось, что мы идем по остову гигантского корабля.
Когда совсем стемнело, Уильям выдохнул:
– Хватит!
Я оглянулся и увидел, что он упал. Я подхватил его под руки.
– Поднимайся, Уильям! Если останешься здесь, к утру умрешь.
– Я больше не могу идти. Ноги меня не слушаются. У меня кружится голова, и я не понимаю, куда идти. У меня онемели пальцы. Я и пошевелиться не могу…
