слабых.
– Куда нам идти? – спросил Уильям.
– Вон к тому темному пятну.
– Что?
– Ну откуда мне знать, Уильям? Мы и шагу не можем сделать, чтобы не свалиться в расщелину или овраг или, того хуже, в трясину.
– Ты полный дурак, Джон! Ты слышишь журчание ручья? Нет! А почему нет? Потому что какой-то злой дух осушил его за последние девяносто девять лет. Или он попросту замерз. Сейчас по любой трясине можно прокатиться с ветерком, Джон. – Уильям помолчал и добавил: – Послушай, нам нужно выбраться на вершину холма. Прошлой ночью я заснул в середине комнаты, значит, дверь должна быть с твоей стороны.
Я услышал, как он приближается ко мне, потом почувствовал касание его руки. Вместе мы нащупали разрушенную стену дома и выбрались из четырехфутовой ямы. Мы направились туда, где, как нам казалось, была тропа.
Идти по глубокому снегу было тяжело. Целая вечность прошла, прежде чем мы добрались до вершины. К этому времени небо начало светлеть, но мы по-прежнему ничего не видели. Только снег, лед и серое небо… Глазу не за что было зацепиться. Вокруг не было ни одного дерева – только холмы и сугробы.
Переведя дух, мы направились на восток. Перед нами простиралась заснеженная равнина. Встающее солнце, еле видимое за облаками, освещало безмятежную, идеальную – и абсолютно бесчеловечную картину.
– О чем ты думаешь? – спросил Уильям.
– Ричард Таунсенд надеялся заработать денег, чтобы научить сына читать и писать. Сейчас, наверное, его сын уже мертв. Семья Таунсенда осталась в нищете.
– Так-то ты ощущаешь течение времени…
– Даже сильнее… Я не смог спасти того человека – точно так же, как днем раньше не смог спасти тех детей в домике в лесу. Я не смог совершить доброго дела, даже когда его нужно было свершить.
– Может быть, так Бог неявно показывает тебе, что ты не создан для вечного блаженства?
– Тогда зачем мы здесь? Зачем все это, если мы просто бесцельно движемся по своему пути, направляясь в ад?
– Я замерз, – ответил Уильям. – Я промок, и я голоден. И здесь нет женщин. В мире нет жизни, если в нем нет женщин.
– И в этом ты видишь смысл нашей жизни? В сухости и тепле – в еде и женщинах?
– Да.
– И это все?
– Джон, этот мир мне подходит, я точно знаю.
Мы зашагали вперед, время от времени оглядываясь на свои следы на снегу, чтобы убедиться, что мы движемся на восток. Через два или три часа мы увидели круг камней. Некоторые уже упали, другие стояли на своих местах на склоне холма.
– Ты знаешь, что это за место, – сказал Уильям.
Скорхилл. Только один камень сохранился в прежнем виде. Я вспомнил, как мне хотелось вернуться сюда и попросить смерти в собственном времени. Теперь же подобная мысль была мне чужда. Мы пошагали дальше – мы были рады, поняв, где находимся. А когда солнце, наконец, пробилось сквозь тучи и заиграло на снегу, слепя глаза, настроение у нас еще больше улучшилось. Мы поднялись на холм, спустились по противоположному склону – и наконец-то увидели первые деревья. Толстые ветви были припорошены снегом – в неярком свете они показались нам очень красивыми. Где-то рядом запели птицы. Впереди показались заснеженные стены первых домов.
Через несколько минут мы нагнали невысокого плотного мужичка в кожаной шапке, холщовой накидке и тяжелых кожаных сапогах. Он нес вилы, которые явно были длиннее его самого. Более всего нас поразила его борода. Подбородок у него был выбрит, но по бокам красовалась пышная борода, переходящая в бакенбарды. Мужичок сгребал сено на заснеженном поле, где паслись две серые лошадки.
– Вы за парламент или за короля? – крикнул он нам, весьма угрожающе наклоняя свои вилы.
Уильям повернулся ко мне.
– Король или парламент. Мы за кого, Джон?
– Мы не хотели бы никого обидеть – мы простые странники, – прокричал я в ответ.
Мужичок в шапке озадаченно посмотрел на меня.
– Что ты сказал? Почему это вы так странно разговариваете? Бьюсь об заклад, вы – роялистские шпионы. – Он снова наставил на нас свои вилы. – Пошли-ка со мной. Будете держать ответ перед мистером Парлебоном.
– Мистером? – недоумевающе посмотрел на меня Уильям. – Что это за имя такое?
– Наверное, это титул, вроде «мастера», – ответил я.
– Руки вверх, – скомандовал мужичок, угрожающе наставляя на нас вилы.