Уильям тут же это проверил. И уставился на себя.
– Значит, вот что видят другие, когда смотрят на меня…
Я отобрал у него зеркало и повернул его так, чтобы видеть лицо Уильяма.
Уильям указал на зеркало, а мне показалось, что он указывает на меня.
– Только подумай, – сказал он, – сколько людей жило, не подозревая, какими их видит мир. Даже Иисус не знал, как он выглядит на самом деле.
Карнсли поднял один сундук и поставил его на другой.
– Мистрис велела показать вам это.
Он открыл крышку. Внутри лежала одежда – кипы одежды!
Я неверяще смотрел на эту одежду – Господь внял моим молитвам!
– Нам нужно сначала помыться, прежде чем надеть такую красивую одежду.
– Это старье, – пренебрежительно ответил Карнсли. – Мистеру Парлебону это больше не нужно. Не думаю, что он захочет, чтобы вы это вернули.
– Но мне хотелось бы помыться…
Уильям кивнул.
– Если уж мы собираемся в рай, то нельзя тащить туда свою грязь.
Карнсли кивнул.
– Я принесу вам воды.
Я начал рассматривать одежду из сундука. Памятуя картину из холла, я выбрал пару красновато-коричневых штанов и белые чулки, а также плотно облегающую тунику того же красновато-коричневого оттенка. Мне впервые довелось надевать одежду с застежками впереди. Я порылся в суме, нашел наименее грязную рубашку и, хотя она была влажной, решил, что она подойдет, а высохнет прямо на мне. Обувь моя не подходила к новому костюму, и я принялся искать что-то другое. Нашел я пару черных ботинок, но под пяткой у них были большие клинья, и я почти не мог в них ходить – а уж убежать точно не получилось бы, поэтому я предпочел остаться в старой обуви на плоской подошве.
Уильям все еще рассматривал себя в зеркале.
– Как ты думаешь, почему мистрис Парлебон была так добра к нам?
– Может быть, она питает слабость к бородатым мужчинам?
– Ну честно, Джон…
– Может быть, таким богатым людям просто не на что тратить деньги – только на добрые дела?
– Ты сам-то в это веришь?
Я пожал плечами.
– Мы уже третий день проводим в другом времени – и сегодня самый странный день. Если бы я спросил тебя: «Ты за короля?», ты ответил бы: «Разумеется». А если бы ты спросил меня, подчиняюсь ли я законам, принятым парламентом, я ответил бы то же самое, ибо парламент управляет от имени короля. Но теперь законодатели и король дерутся друг с другом. Я не знаю, что из этого выйдет.
Карнсли принес нам медный таз с водой. За ним шел второй слуга с тазом, над которым поднимался пар. На руке он нес несколько белых льняных полотенец. Слуга поклонился, приветствуя нас. Оба таза поставили на стол, где прежде стояло зеркало.
– Холодная вода для мытья, – пояснил Карнсли, – а горячая для головы. – Рядом с тазами он поставил глиняный кувшин и два гребня из слоновой кости. – Вот щелок, гребни и полотенца. Обед подадут через полчаса.
Когда слуги ушли, Уильям отставил зеркало. Он выбрал ярко-красную тунику, приложил ее к груди и снова взял зеркало.
– Этот цвет мне идет?
– С каких пор это тебя волнует?
– Бьюсь об заклад, на том, кто носил это последним, не было ни одной вши.
– У всех есть вши. Так всегда было и всегда будет. Людям всегда нужна одежда и обувь, сон, вода и еда. А вшам всегда нужны люди.
Я разделся, помылся и прополоскал волосы в горячей воде.
– Возьми щелок, – посоветовал Уильям.
– И что с ним делать?
– Втирай в кожу на голове. Щелок убьет блох и вшей и смоет грязь. А потом ты сможешь все вычесать.
– Откуда ты это знаешь?
– В наше время я знавал женщин, которые очень заботились о свои волосах.
От щелока кожу защипало. Я наклонился над тазом, но вода потекла по шее. Да уж, мыть голову нелегко. Но еще хуже стало, когда я поднял голову: вода попала мне в глаза, вызвав страшную боль. Я принялся тереть их руками.
Уильям расчесывал волосы перед зеркалом, распутывая колтуны.
