но сразу же понял: мы не знаем, кому сейчас принадлежит поместье.
Уильям неожиданно бросился в сторону и побежал через двор. Солдат, стоявший рядом со мной, тут же наставил на меня пику, а другой нацелил мушкет мне в грудь.
– Стой, где стоишь! – рявкнул капитан Беринг и отдел приказ своим солдатам.
Я смотрел, как мой брат бежит мимо новых амбаров по заснеженному полю. Он бежал по снегу, вниз по склону холма.
Раздался мощный взрыв, потом еще один. Грачи взлетели с деревьев. Два оглушающих мушкетных выстрела последовали один за другим, потом еще два. Несколько солдат упали на колени и принялись стрелять. Выстрелы, выстрелы… Дым поднимался над их мушкетами, и я уже не видел Уильяма.
– Прекратить огонь! – скомандовал капитан Беринг.
Я всматривался в заснеженное поле. Никого не было видно. Десяток солдат прямо по снегу двинулись к неподвижной темной фигуре.
– Позвольте мне подойти к нему! – взмолился я.
– Запереть его! – приказал капитан солдатам. Даже не посмотрев на меня, он направился к полю.
– Дайте мне поговорить с братом! – закричал я, но трое солдат схватили меня и поволокли по двору.
Обернувшись, я увидел, как солдаты волочат Уильяма по снегу. Я слышал, как он кричит от боли, словно его режут ржавым ножом.
– Уильям! – кричал я. – Уильям! Покойся с Богом, Уильям!
Меня втолкнули в темный амбар возле мельничного пруда и швырнули на земляной пол.
Кричать и плакать я хотел с самого начала чумы. Теперь же у меня не осталось сил на крик. Я снова и снова шептал имя моего брата. Я чувствовал себя Лазарем – рыдал, не надеясь на помощь, а лишь от горя и ярости на этот мир.
На дворе поднялась какая-то суета: люди ходили туда и сюда, раздавались крики и ржание лошадей. Но Уильяма я не видел.
Я упал на колени. Слезы заливали мне лицо.
Прошел почти час. Я услышал, как отодвигают засов. Дверь распахнулась. Свет ослепил меня, несмотря на то что уже смеркалось. Мне приказали подняться на ноги и повели через двор к старому дому. Меня втолкнули в холл. Хотя я вырос в этом доме, но почти не узнавал его. Новый хозяин сделал камин. У камина стоял стол. Капитан Беринг сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги. В комнате находилось еще трое вооруженных людей.
И тут я увидел Уильяма.
Он был еле жив. Голова, правая рука и левая нога у него были перевязаны. Он полулежал в кресле с открытым ртом и пристально смотрел в окно. Рубашка его была покрыта кровью, борода тоже. Кровь сочилась из-под повязки на голове.
– Почему ты побежал? – спросил я.
Уильям с трудом поднял руку, но ничего не сказал.
– Не разговаривать с пленником, – рявкнул капитан Беринг. – Не открывать рот, пока не спросят. Как тебя зовут?
Я повернулся к нему.
– Джон из Реймента.
– Этот человек – твой брат?
– Да, и я горжусь этим.
– Почему ты называешь его другим именем?
– Из-за его бороды. А меня назвали в честь Реймента, потому что это мой дом.
– Твой брат – предатель народа этой страны. В воротнике его плаща было зашито предательское письмо! Он признался, что знает его содержание. Он застрелил нашего солдата прошлой ночью…
– Он не мог! Он был со мной!
– И где вы были?
– В хижине рудокопов, на пустоши.
– Значит, он добрался туда после преступления. Сегодня он сопротивлялся аресту. В его суме мы нашли монеты с изображением и девизом Папы Римского. У него было распятие и четки, а это противозаконно.
– Это моя сума. Если он виновен, значит, и я тоже!
– Ты тоже шпион католиков?
– Меня учили креститься при произнесении имени Господа. И я молюсь, чтобы Он смилостивился над всеми нами. Ваше протестантство все извратило. Все думают только о себе, а не об общем благе.
– Мы все думаем об общем благе. И об искоренении католических суеверий и свержении Антихриста – ибо это служит общему благу.
Я покачал головой и рассмеялся столь смелому утверждению.
– Откуда вы знаете?
Беринг посмотрел на меня, помолчал, потом сказал:
