– Тебе повезло. Вешать католиков – не мое дело. Но долг обязывает меня вешать солдат-роялистов, их подручных, шпионов и гонцов. Документ из плаща твоего брата не оставляет сомнений. А своим признанием он подписал себе приговор.
– Если повесите его, вешайте и меня. Мы виновны в одном преступлении. Сума – моя.
– Не шути со мной, Джон Исреймен. Нам нетрудно будет использовать ту же веревку дважды.
– Этот плащ не принадлежит Уильяму. Его дал ему мистер Перкинс.
– Где вы видели мистера Перкинса?
– В доме мистера Парлебона, в Гидли.
– То есть не в хижине рудокопов на пустоши. – Капитан Беринг придвинул к себе лист бумаги с какими-то знаками. – Читай.
Я покачал головой.
– Я не умею.
Капитан Беринг поманил меня пальцем. Я подошел ближе, и он ткнул пальцем в бумагу.
– Читай!
Я смотрел на черные значки.
– Я не умею.
– Тогда напиши имя человека, который командует роялистами в Боуви.
– Меня никогда не учили читать и писать.
– Ты знаешь его имя?
– Лорд Вентфорд.
– Вентворт. Напиши это.
– Я не умею.
– Ради спасения жизни своего брата…
– Я не умею писать! – закричал я.
Повернувшись к Уильяму, я понял, что он умирает…
– Пожалуйста, развяжите его, – взмолился я. – Он – добрый человек!
Капитан Беринг поднялся, вышел из-за стола и приблизился ко мне:
– Ты хочешь умереть?
– Нет, но…
– Мы повесим Уильяма Берда в старой крепости на вершине холма, – сказал капитан, обращаясь к остальным. – Этот пленник ничего не знает о заговоре. Он не стрелял в наших людей прошлой ночью. Думаю, он даже не знал, что за сообщение его брат нес в Фулфорд. Он не мог ни написать, ни прочитать его. Однако он помогал предателю, поэтому он станет палачом Уильяма Берда – это его наказание.
– Нет!
Капитан Беринг повернулся ко мне.
– Если ты исполнишь свой долг, мы похороним твоего брата на освященной земле кладбища, а ты будешь свободен. Если ты откажешься, мы застрелим вас обоих и закопаем прямо здесь, во дворе.
– Почему? Матерь Божья! Повесьте и меня тоже!
Щелчком пальцев капитан подозвал двух солдат.
– Заберите этих людей. Пусть тот тащит своего брата в крепость. Когда он все выполнит, отпустите его.
– Ты слышал капитана, – сказал солдат, наставляя на меня мушкет.
Я смотрел на своего бедного брата.
– Господи Боже мой, Уильям, мы должны были умереть от чумы! Нам нужно было умереть там!
Слезы полились из глаз. Их накопилось столько, что они буквально душили меня, выжигая мне глаза. Я вытирал их, моргал, но они текли, и текли, и текли… Я подхватил Уильяма за руку и попытался поднять его. Он был тяжелым. На раненую ногу наступить он не мог. Мушкетная пуля не просто повредила кожу; она впилась в плоть и разбила кость. Я содрогнулся, представив, как его тащили по заснеженному полю. Я кое-как поднял его, он оперся о стену, и мы поковыляли к двери. Во дворе Уильям жестом попросил, чтобы ему дали длинную палку, на которую он мог опираться. Мы очень медленно побрели по снегу к крепости на холме.
– Не бойся, – прошептал я Уильяму. – У нас есть еще три дня.
– Нет, – хрипло ответил он. – Не у меня.
– Уильям, голос у камней сказал, что у нас есть шесть дней. Ты же был со мной.
– Мне голос отпустил три дня.
