мрамора. За часами я увидел две головки, вырезанные из белого алебастра, а над ними большое зеркало, делавшее гостиную еще больше.
Мастер, сделавший мраморные часы, прекрасно поработал. Грани были абсолютно прямыми. В качестве украшения он выбрал морские раковины. Не меньше поразили меня и картины. На одной был изображен воин в доспехах верхом на лошади с крупными глазами. Лошадь прыгала через глубокую пропасть. Фон картины был темным, но фигуры всадника и лошади показались мне совершенно живыми. Я понял, что художники моего времени не знали и доли того, что стало известно сегодня. Они просто не умели передавать на своих картинах движения и эмоции.
Но поражало меня не только качество тех или иных предметов. В этом доме все было драгоценным. В моем доме роскоши почти не было – все мои вещи были практичными. У меня было все необходимое для работы по камню, обработки земли, готовки или хранения. В нашем доме был деревянный стол, две кровати и три скамьи. Большая часть нашей утвари была глиняной – миски, из которых мы ели и пили, горшки, в которых варили похлебку.
– И вы прочли все эти книги?
– Они не для чтения. Это собрание текстов по медицине – я их коллекционирую. Если хотите увидеть мою библиотеку, прошу за мной.
Коридор привел нас в другую комнату, окна которой выходили на задний двор и небольшой садик. Вдоль стен стояли книжные шкафы темного дерева высотой около десяти футов. Они вмещали тысячи книг в кожаных переплетах. Книг не было только на камине и над ним. Над камином висела большая картина, изображавшая лесистую долину. В библиотеке царило спокойствие и тишина, словно в песочных часах, после того как весь песок высыпался.
– Немыслимое богатство, – изумленно пробормотал я.
– Особенно если у вас есть время на чтение, – ответил викарий. – Но в наши дни свободного времени у меня слишком мало.
– Наверное, ваши часы сломались.
Отец Харингтон взял книгу с полки. Пролистав ее, он нашел нужное место и подвинул книгу ко мне.
– Я не умею читать, – сказал я.
– А вам и не нужно. Взгляните на гравюру.
Я посмотрел на книгу и увидел цветную картину, настолько правдоподобную, что мне показалось – она движется. Изображение не было похоже на картину. Я увидел большой кирпичный мост и несколько прямых линий, идущих через кирпичную долину с крутыми стенами к трем красивым каменным мостам. Под мостами ехала повозка с трубой, над которой поднимался белый дымок.
– Это железная дорога? – спросил я.
– Именно! Этот поезд едет со скоростью сорок миль в час. Из Плимута до Эксетера он может доехать за час.
Мне же, чтобы добраться до Плимута, нужно было два дня.
– Но это не линия Плимут – Эксетер, – продолжал викарий. – Наша линия, как вы видели, еще только строится. Это железная дорога Лондон – Бирмингем. А вы знаете, кто ее построил?
– Мне кажется, что для строительства одной лишь кирпичной долины нужно было немало людей.
– Нет, нет, я спрашиваю, кто ее придумал. Это были два человека: Роберт Стефенсон и Джордж Паркер Биддер.
Викарий замолчал, выжидательно глядя на меня.
Я покачал головой.
– Роберт Стефенсон – это сын великого Джорджа Стефенсона, отца наших железных дорог. И вы должны все знать о Джордже Паркере Биддере.
Я снова покачал головой.
– Знаменитый чудо-мальчик из вашего родного города Мортонхэмпстеда. Чудо арифметики! Он же примерно вашего возраста! Вы наверняка должны знать друг друга.
– Похоже, я покинул родной город до того, как он прославился.
– Что ж, тогда вы должны узнать об этом. Задолго до того, как научиться читать и писать, он научился сложным вычислениям – он лежал в постели и слушал, как его старший брат делает уроки. В семь лет он уже поправлял ошибки в вычислениях местных жителей – но при этом он не умел прочесть ни одной написанной цифры. Затем его отец, каменщик, понял, что на этом можно зарабатывать деньги. Он стал показывать сына на всех ярмарках Девона как какое-то чудо. В девять лет мальчик выступал перед герцогами и графами, и даже перед королевой. Королева Шарлотта задавала ему очень сложные математические вопросы, и на все вопросы он отвечал за полминуты!
Отец Харингтон отложил раскрытую книгу на столик, порылся в шкафу, вытащил тонкую книжечку и раскрыл ее.
– Вот послушайте. Если колесо имеет в окружности пять футов десять дюймов, то сколько раз оно обернется, если проедет восемьсот миллионов миль?
Я недоумевающе смотрел на викария.
– Биддер, когда ему было всего девять лет, ответил: «Семьсот двадцать четыре миллиарда сто четырнадцать миллионов двести восемьдесят пять тысяч семьсот четыре раза – и останется еще двадцать дюймов». Все вычисления он сделал в уме за пятьдесят секунд. Вот почему его называли Моцартом математики!
– А что такое мотсарт?
