лица.
– Все, – прошептала, – можно идти обратно.
– Погодите, – произнес учитель.
Капнула секунда, другая тишины, и он снова заговорил.
– Я хотел бы просить у вас прощения за поведение моей подчиненной, Тиса Лазаровна. Уверяю, Клара больше не доставит вам неприятностей.
Уверенность в голосе мужчины не вызывала сомнений в сказанном.
– Спасибо, – поблагодарила, не зная, что еще добавить.
Ложкин кивнул, и они неторопливо зашагали обратно к саням. Чувствовалось, что учитель сказал еще не все, что хотел.
– Знаете, я тоже ненавижу себя за тот балаган, в котором участвовал сегодня… Идиотская «Повториша», затем это пресмыкание перед Фроловым, – сквозь зубы процедил он. – Ощущение, будто извалялся в навозе, ей-богу. Прошу меня простить за сию грубость, но это верное слово. Поймите правильно, Тиса Лазаровна, – мужчина остановился. Темнота на сей раз не смогла скрыть блеск его глаз, – Мо Ши, я, ребята… мы семь лет посвятили этому кургану. Семь лет поисков, тысячи исписанных листов, расчетов, проведенных исследований, ночевок в сырых подтопленных дождями палатках и возни в грязи. Сдаваться сейчас, когда до находки остались считанные шаги, мы просто не имеем права! Вы понимаете меня?
Блондин вглядывался в лицо девушки и ждал ее ответа. Под напором его горячей откровенности Тиса кивнула. Конечно, она понимала. Одобряла иль нет – наверняка бы не сказала, но понимала. Ради общего дела Ложкин наступал на собственную щепетильность, и это его выбор.
– Вряд ли я вправе осуждать или поощрять ваши мотивы и действия, Климентий Петрониевич.
– И все же я бы не хотел в ваших глазах выглядеть мелочным подлецом, – сказал он уже более спокойно. – Если мы найдем курган, это многое изменит. Вы должны это понять.
Остаток пути к саням они провели в молчании.
Компания воротилась к завершающей части гуляний. Вместе обошли площадь, но на сей раз Тиса уделяла мало внимания развлечениям и просто наблюдала за выражением эмоций на лицах Строчки и Люсеньки, которые получали удовольствие от праздничной суеты. Климентий придерживался той же позиции стороннего зрителя, что и его ученица. После их разговора у приюта меж ними установилось негласное молчание.
– И все же жаль, что Клара ушла, – сокрушалась время от времени добрая Люся.
Когда они проходили мимо большой, красиво украшенной пятилапником и лентами едальной лавки, из-за ее прилавка выбежал парень, чуть не опрокинув наземь лоток со сдобными булками.
– Люсия Аркадьевна, с Сотворением вас! – робко произнес он, сминая рукой передник. Осознав, что слишком таращится на девушку, запинаясь, продолжил: – Позвольте угостить вас и ваших друзей вафельными трубочками с кремом? – Как пушинку подхватил с прилавка тяжелый лоток со сладостями и протянул его Люсеньке.
– Право, не стоит, Илья Милованович, – прощебетала девушка. Покрасневшие щеки выдали ее смущение. Тиса вспомнила, где она раньше видела этого парня, – в пекарне Творожковых на Боровой. Помнится, когда она заходила в нее, то так ничего и не купила за неимением лишних денег. Жаль, что они с Поней не заглянули в этот ряд. Она бы могла побаловать девочку изысканными сладостями.
– Вы сделаете меня несчастным, если откажетесь от угощения. Сегодня праздник, и наша лавка пользуется спросом, – не сдавался кондитер.
Когда же Перышкина взяла угощение, на лице Ильи Творожкова отразилось почти что облегчение. Тиса и Строчка тоже с благодарностью приняли вафельные трубочки. Клим вежливо отказался.
Парня кликнули к прилавку, и он с сожалением попрощался. Покупатели не желали ждать в очереди.
– Вкусные вафли печет твой ухажер, – усмехнулся Строчка, уплетая по дороге трубочку.
– Он не ухажер, – возразила Люсенька, мило вспыхнув, на сей раз до кончиков ушей. – Он просто…
– Советник губернатора собирается сказать речь, – произнес Клим, направляясь в сторону одной из сцен.
Человек в белом парике поднял руку. Толпа окружила помост так, что не проберешься. Народ ожидал салют. Слышно было, как советник называл имена людей, устроивших праздник для оранчан, в том числе губернатора, Фролова и погодника. Войнова ожидала услышать имя хозяйки аптеки, что неделю корпела над накладами к празднику, но о колдунье в речи не упоминалось. Благо, что Агата Федоровна не узнает о подобной несправедливости, поскольку уехала в поместье к племянникам и вернется только через три дня.
Все же странно, думала Тиса. В ее родном Увеге градоначальник Лаврентий и его жена Тонечка сами обычно вели празднества, выходя в народ. А в Оранске все иначе. Губернатор так и не показался простым людям.
Салют запустил грузный наместный вэйн Мотя Зябович. Он с полминуты взбирался на сцену, переставляя ноги-тумбы, а потом устало дал отмашку жезлом. Бледная полоска зеленой вэи потянулась к звезде Единого на верхушке высокого пятилапника, стоящего посреди площади, и волшебство вырвалось на свет.
Тисе было жаль, что близкие и родные не видят этой красоты. Вначале ночное небо будто раскрасила светящаяся радуга, а затем из нее стали появляться фигуры-иллюзии святых, спешащих на зов Единого. Театр света и блеска. Восхитительное действо. Тысячи светящихся змеек сплетали одну
