– Ах вот оно что, – сощурил зеленые глаза Ложкин, – выпили? Никак хмельное снадобье? Единый, Тиса Лазаровна, вам сколько лет?
– Много, я знаю. Так и останусь в старых девах. – Тут Войнова уже чуть слезу по себе и своей судьбе не пустила.
– О Боже! – Блондин провел пятерней по своему лицу. – Не знаю, что вы там выпили, но больше эту дрянь даже в руки не берите. Вы слышите меня?
– Угу, – покорно выдохнула ученица.
Он уселся коршуном за письменный стол и принялся что-то писать в тонкой тетради размашистым почерком.
– Что вы пишете? – затревожилась Тиса.
– Приговор вам.
– Какой еще приговор?
– Не смертельный, не волнуйтесь. Но душу стрясу с вас, коли не выполните сии предписания.
Климентий расстарался на славу – составил для ученицы список задач на каждый день. В него входили шуйские мечтания, чтение новых параграфов и, само собой, – поиск. Последнему было отдано наибольшее внимание и время.
– Держите. – Учитель обошел стол и вручил ей тетрадь. – Запаситесь чернилами, поскольку теперь жду от вас письменные отчеты по практике.
– Я не осилю столько видений в день, – охнула Тиса, заглянув на первую станицу.
– Если будете и далее распивать снадобья, точно не осилите. Поймите же, я желаю от вас одного – чтобы вы полностью настроились на обучение. Легко только в кущах Единого. В жизни за каждую веху на пути к своим целям надо бороться. Добиться поиска по именной вещи – вот что должно быть вашей ежедневной основной заботой. Вы меня понимаете?
Клим взял девушку за плечи и чуть встряхнул, заставляя поднять лицо. Несколько секунд мужчина молча искал в медовых очах искру жажды к знаниям… Тщетно.
– Что вы делаете со своим даром, Тиса Лазаровна! – В его глазах неожиданно блеснуло негодование.
– А что я с ним делаю? – Видящая безропотно приготовилась к новой череде нравоучений.
Учитель невольно сильнее сжал ее плечи.
– Вы безразличны к нему и совершенно не цените, что вам дано. Знаете, каково иметь дар, который приносит лишь чувство собственной неполноценности? А я знаю. Мой охват ничтожен в сравнении с вашим. Мелкий поиск в пределах Оранска – все, на что я способен. Даже пригород порой мне недоступен. Мой дар смешон. Как искун я никогда не смогу подняться выше этого кабинета. Вы же, уважаемая, разбрасываетесь сокровищем!
«Эка учителя понесло», – вяло подумала в свою очередь Войнова, когда он вновь ее встряхнул, как бездушную куклу.
– Да что я вам объясняю, – с досадой проворчал Климентий. – Вы все равно не готовы сейчас внимать. Скажите хотя бы, что за зелье выпили, чтобы я запомнил, какую пакость покупать в аптеках не следует?
– Снадобье для улыбок, – со вздохом поделилась видящая.
– То-то я гляжу, обхохотались уже… – Блондин опустил взгляд на губы ученицы, и в следующую секунду она пошатнулась, поскольку мужские руки отпустили плечи.
Клим отступил на пару шагов.
– Паленое ваше снадобье, Тиса Лазаровна, – проворчал он, отворачиваясь к полкам и хватая одну из книг. – Выбросьте его. И… идите, пожалуй, домой. Отоспитесь или что там нужно, чтобы привести себя в достойный вид. Завтра жду вас после обеда.
Тиса покорно покинула кабинет. Если она доживет до завтра, то, может быть, и придет.
В гостиной горемыку приняла в свои объятия Люсенька. Напоила чаем, укутала пледом для согрева и лишь затем проводила до ворот с крылатой старухой Евсифоной. Благо, что бдила по пути. Услышав стоны Манилы, Войнова чуть было не отправилась в трещину. Ей, видите ли, показалось, что призрак ее сейчас поймет лучше кого живого.
– Пусть Манила скинет меня с крыши, – хныкала Тиса. – Будет у школы одаренных два привидения. А что она одна в таком большом здании живет?
Люся не дала сбыться этим призрачным мечтам и благополучно дотолкала видящую до ворот.
– Тебе надо к Агате Федоровне, – наказывала ей Перышкина. – Пойдешь? Вот и хорошо. Должно же быть что-то от такого противного снадобья!
Люся снова рассыпалась в сожалениях, что не может уйти с работы, поскольку обещала Кларе подменить ее, пока та сидит дома с матерью. Арина Гавриловна, как и следовало ожидать, подхватила простуду.
Как только Тиса за воротами осталась наедине со своими мыслями, то чуть ли не побежала в аптеку. Будто за ней изнань гнался. Хотя у этого изнаня имелось человеческое лицо – лицо вэйна с проницательным взглядом, жесткой линией губ и горячими объятиями. О, Единый! Он никогда не любил меня по- настоящему. Никогда. Зачем ему неудачница-провинциалка, когда у него есть эта Жар-птица – баронесса Разумовская?
Через полчаса Войнова уже ворвалась в аптеку с воплем отчаяния:
– Агата Федоровна, спасите! Я больше не выдержу!
Пришлось колдунье оставить прилавок на Пантелеймона и провести помощницу к себе, пока она не распугала покупателей.
