обернулась и подмигнула (он точно видел – подмигнула), и более всего нравилось предстоящее дело…
– А как вас по имени-отчеству, – чуть вежливее, чем ему хотелось, спросил Федор Андреевич.
Капитан снова раскрыл свое удостоверение…
– Нет-нет, без чинов, – отмахнулся от страшной книжечки директор.
Федор Андреевич был несколько расслаблен – в валенках и домашней телогрейке он мало походил на подтянутого в меру строгого директора, которого знали, например, в облоно. Но ведь и день был вполне домашний: зимние каникулы, раннее утро…
В конце концов, Федор Андреевич понял, что именно надо от него представителю вездесущего департамента. Кликнул завуча, позвонил бухгалтеру, вызвал завхоза. Через пару часов новый учитель физкультуры школы-интерната заселялся в тесноватое бревенчатое общежитие из двух комнат, в которых проживали две молоденькие воспитательницы, выпускницы местного педа. Воспитательниц уплотнили в одну комнату, а в другую заселился улыбчивый физрук…
– Вы же понимаете? – долго тряс руку директора новый учитель. – Никому ни слова. Государственная тайна. Под страхом уголовного преследования…
– Так не маленькие… – Федор Андреевич почему-то заговорил о себе во множественном числе. – Усе разумеем… Как рыба…
– И рассчитываю на ваше полное содействие и помощь в выявлении… в разоблачении, – не отпускал руку директора капитан-физрук. – Одно дело делаем…
– Это вы про что, извиняйте?..
– Храним идеалы, – не сразу сообразил капитан, – воспитуем советского человека…
– Ну да, – поспешно согласился Федор Андреевич.
– С вашей помощью мы враз разоблачим этого затаившегося врага, – продолжал вербовать капитан.
– А если человек просто запутался? – робко возразил Федор Андреевич.
– Распутаем… Все распутаем, – угрожал, а может и успокаивал капитан, не переставая улыбаться.
«Спекся Ильич», – понял Федор Андреевич.
Уже полтора года прошло с того зимнего дня, полного радужных надежд капитана Матюшина, а он ничего нового, считай, не распутал, топчется на одном месте, правда уже без неизменной располагающей к доверию улыбки…
Еле дождавшись, когда Йеф и Степаныч покинут изолятор, Недомерок вломился туда и бросился за помощью к дежурному врачу Семену Михайловичу, солидному хирургу из Витебска, на которого по знакомству свалилась такая синекура – полставки практического безделья. Семена Михайловича Недомерок уже давно завербовал себе в помощь, и поэтому можно было избежать долгих прелюдий.
– Что с ним? – кивнул Недомерок на Угуча.
– Не знаю. Говорят, изошел криком, теперь отдыхает, – как-то уж слишком равнодушно пробормотал врач, готовя капельницу. – Без сознания…
– Этот бугай располагает важными сведениями. Дай ему что-нибудь, чтобы развязать язык. Я его поспраш
– Шпионских романов начитались? – обрел дар речи хирург. – Могу предложить немного спирта…
– Поможет? – с сомнением спросил Недомерок. – Он заговорит?
– Спирт не ему – вам, – хмыкнул врач.
– Я тебе о серьезном деле, – начал заводиться Недомерок.
– А вы мне не тычьте, – встречно вскинулся врач, но тут же потишел, заюзил, залебезил. – Ему-то зачем? Он же вообще не говорит… Как он может заговорить от спирта или еще от чего, если он совсем не…
– Кто не говорит? – не понял Недомерок.
– Так он, – показал врач на Угуча. – Вы что – слышали, как он говорит?
– Не помню… Вроде слышал… А может и нет…
Капитан-физрук Матюшин в свои первые школьные дни завербовал себе в помощь почти всех работников интерната – мужчин точно всех. Разнообразием методов вербовки он своих новоиспеченных агентов не баловал – все, как и с директором, – красная книжка, гостайна, рот на замок вплоть до уголовной ответственности и обязательно: «разоблачим» и «выведем на чистую воду»…
Правда, бумаг не подписывали. Но молчали в перепуге несколько дней кряду – никому ни-ни. Молча собирались за столом Григория Недобитка и молча пили, безуспешно стараясь придумать хоть какую-то тему застольной беседы. Каждого распирала тайна, и ни о чем другом думать не получалось. Государственная тайна. Перемигивались со значительным видом: мол, я вам не кто-то тут, а ого-го!..
Уже и не вспомнить, кто первый проговорился. Жизнь сразу же наладилась и потекла по-прежнему, а встречаясь с Недомерком, с видом нашкодивших заговорщиков прижимали палец к губам: мол, я ни гу-гу…
Недомерок отворачивался, делая вид, что не понимает этих таинственных гримас.
