Нет, надо будет добиться до Ирины…
Григория явно тянуло к Ирине Александровне, но не из-за того, что он чувствовал какую-то с ней похожесть. Ничего похожего… Например, у Григория первый любовный опыт был совсем, можно сказать, противоположный. Он потерял сознание… В самом прямом смысле слова – бряк и нету его. Зато очнулся другим человеком. Видели энтомолога с сачком, охотящегося на бабочек? Вот то же самое, только без сачка, и бабочки покрупнее…
Благодаря неоспоримой красоте тогдашнего Григория отказов в добыче не было. А ведь ему в ту пору исполнилось всего-навсего семнадцать годков. Красота его лица была какой-то излишне нежной и для поддержания ее в неповрежденном состоянии Григорию пришлось походить в секцию боксеров и взять несколько уроков уличной драки (а потом и давать эти уроки другим).
Много разных талантов пошло пробиваться в рост у Григория в тот год. А потом он поступил в танковое военное училище…
Почему танковое?
Наверное, потому, что Григорий был рукастым и природно талантливым по разным техническим вопросам…
Почему военное?
Как-то само по себе получилось. Военным был отец, пропавший без вести на полях любовных сражений и, видимо, передавший сыну кое-что из своего боевого опыта и нрава. Кроме того, добычей его охоты, как правило, оказывались если не дочери военных, то их жены. Вот так случайно и легли несчастливые карты в гиблый рисунок судьбы…
Григорий засомневался в правильности своего выбора еще в военкомате, получая направление в училище. Там организовали казенное торжество с приглашенными по разнарядке ветеранами, которые бойко врали по написанному. Сразу же захотелось сбежать, но было неловко. Не перед этими картонными вояками, что наперебой шлепали картонными словами, – неловко было перед двумя приятелями, с которыми собирались отметить отъезд Григория.
И отметили: впервые в жизни Григорий напился до изумления. С тем и уехал.
Сразу же в училище Григория люто невзлюбил абитуриент, спавший в казарме по соседству. Это был амбал блатного вида и таких же повадок. С его языка не сходило звонкое, как пустое ведро, слово «пидераз». Он так это дико произносил, что Григорий и не отреагировал – попросту не признав примечательное словечко. Амбал Саня был уверен, что люди с такой нежной красотой, как у Григория, – все непременно «пидеразы», и, поскрипывая мозгом, строил планы по низвержению его в касту опущенных.
В одну из ночей он вывалил сонного Григория на пол и, не дав опомниться, накинул на шею петлю из ремня, конец которого зажал в руке. Некоторое время Григорий надеялся, что все это невзаправду – такие вот шутки часто любят устраивать такие вот дебилы…
– Скажи-ка, красавчик… – амбал подтянул петлю, – с бабами любишься?
– А то? – прохрипел Григорий. – Посексотить с барышней – чего может быть приятнее, – опрометчиво выронил Григорий знакомое всем словечко в незнакомом применении. – И очень люблю это дело.
– А с голыми любишься или в одежке?
– Всяко бывало.
– А в пилотку нырял? – Амбал спешил уличить красавчика в недостаточно правильной сексуальной ориентации.
– Чего? – притормозил Григорий, настороженный даже не словами, а победными интонациями противника.
– В пилотку, спрашиваю, нырял?
– В какую пилотку?
– В бабскую.
– Откуда у баб пилотки? Они что, армейские бабы?
– Да нет же… Ты голую бабу видел?
– Бывало…
– Так у них энто самое место похоже на пилотку: губы там, то да се – натуральная пилотка.
– А ты откуда знаешь? Нырял, что ли?
Саня растерялся, а Григорий, воспользовавшись этим, выдернул конец ремня из его руки и неспешно снял петлю с шеи.
– Так чего замолчал, урод? – Григорий накручивал конец ремня на руку. – Нырял, значит, чмошник приблатненный? – С этими словами он с оттяжечкой хлестанул амбала.
Тот смолчал, потому что правильные мужики со стопроцентно правильной ориентацией и без какого-либо личного сексуального опыта стояли вокруг Григория молчаливой поддержкой.
Это не были самые ненавистные воспоминания Григория об армейской жизни, но они были самые первые. Были и другие, много других, – и все они, да и вообще все, что напоминало армию, вызывало в ответ ненависть и отвращение… Сознание в этом не участвовало, даже когда Григорий пытался управлять им.
Короче говоря, Григорий боялся смотреть на обнаженное женское тело, потому что в памяти сразу всплывала эта дурацкая «пилотка», и дальше уже
