пошло-поехало к армейским картинкам, – какие тут «разговоры по душам»?..
Выходило, что не только Ирина (или кто другой) жмурилась, чтобы случайно не увидать своего «собеседника», но и он жмурился, чтобы тоже не увидеть лишнего. Так они и общались, вслепую – как животные. Может, именно чисто животная тяга и дурманила их головы и давала возможность всласть порадовать один другого? Но на что же тогда рассчитывал Григорий в своих мечтаниях о приходе к Ирине с новым лицом?.. Бог весть…
Прибежала Ольга за срочной помощью – сгорела электросковорода.
– А электрик куда-то подевался – нигде няма, – жаловалась Ольга. – Поспяшай, Григорий, – мне еще обед спроворить.
– Как помощь, так Григорий. – Он добродушно поварчивал и наводил повседневный макияж с помощью сажи. (Лучше неумытый шахтер, чем чистенькое страшилище.) – А как помощь не нужна, так Недобиток.
– Так то ж не со зла, – смеялась Ольга, продолжая торопить Григория. – А не со зла, так и не след обижаться.
Григорий нахлобучил поглубже армейскую панаму и пошел вслед за поварихой. Он и не обижался, да и трудно было на нее обижаться.
– Все пытаюсь тебя на вторую свиданку сговорить. – Григорий привычно взялся кружить над Ольгой, споро устраняя аварию. – А ты никак не сговариваешься.
– Не сговорить ты пытаешься, а сблудить. Потому что, все что ты можешь предложить, это случка, а мне этого сейчас не надобно. Мне судьбу надо устраивать, а случка у бабы – или до устройства судьбы, или апосля.
– Да какая случка? – Григорий не оставлял надежды усахарить Ольгу. – Давай вместе судьбу устраивать!
Григорий на полном серьезе подумал, что можно бы и не к Ирине, а к Ольге заявиться с новым лицом и устроить с ней одну судьбу на двоих. Только ведь этого еще ждать и ждать, а Ольге нетерпится определиться с судьбой сейчас. Он может и сейчас. Чтобы не пугать Ольгу, он может плотно измазываться сажей, как мавр. Григорий вспомнил, как в детстве, посмотрев по телику «Отелло», он долго не мог войти в разум: «Как же так? Ведь там негров линчуют, а этот негр всеми командует». Наконец, решил, что Шекспир ошибся – жил ведь невесть когда, в невежественную дореволюционную эпоху…
– Какая у тебя судьба? – фыркнула Ольга. – Ты же по жизни – кобель, и вся твоя судьба кобелячья. Нет, правда, я акромя тебя только одного такого кобеля знаю – Тимку из Богушевска. Да ты же и сам с ним знаемый. А больш таких и няма ва усим свете. Ты, Григорий, не обижайся, ты хороший мужик…
– Хорош до безобразия, – буркнул Григорий.
– А также после него, – засмеялась Ольга. – Да и во время тоже…
С Тимохой Григорий приятельствовал несколько лет. Тимоха и вывез чуть живого Григория из Афгана на «Черном тюльпане» вместе со своим двухсотым грузом. Санитарный борт тогда надо было ждать еще несколько часов, а Тимохин Ан-12 уже стоял на полосе…
Да и сюда Григория сманил тот же Тимоха. Григория выпустили тогда из госпиталя, залатав и заштопав, как только умели. В то время ему некуда было жить…
А познакомились они с Тимохой много раньше, в госпитале в Ташкенте, перед отправкой Григория в его непродолжительную и пагубную командировку для отдачи, как впоследствии выяснилось, абсолютно чужого интернационального долга. Госпиталь в то время был развернут чуть ли не на самом аэродроме и большей частью предназначался для прибывающих оттуда военных, но и вылетающим в Афган отказать не мог.
Только вылупившийся лейтенант Григорий сидел в ожидании, когда его примет военный хирург Галина Ивановна Тихоедова, а ее муж, начальник госпиталя и полковник медицинской службы, тут же в коридоре распекал какого-то прапорщика, размахивая перед его носом бумажками накладных.
– Почему не исполнены главные позиции? Где основная группа медикаментов? Отгрузили, привезли и – до свидания? Так, что ли?.. Никакой заинтересованности в деле: все формально, все для галочки…
Григорий фыркнул – не сдержался, а прапор оглянулся на него, зыркнул на дверь врача, к которому ждал попасть Григорий, и все просек. Он тоже много чего мог сделать для этой Галочки, хотя, конечно, не все, как преувеличивал ее муж…
– И давно?.. – спросил прапор Григория, подсаживаясь рядом, когда начальник ушел, полагая, что вразумил нерадивого военнослужащего.
– Чего давно? – включил тормоза Григорий.
– Тише едешь – давно? – уточнил прапор.
– Да я всего здесь неделю, – засмеялся Григорий, которому расхотелось ваньку валять. – Тихо еду, получается, дней семь – не больше. А вот далеко бываю, – не удержался хвастануть лейтенант, – всего ничего – деньков шесть.
– Владимир, – протянул руку для знакомства прапор. – Товарищ, – он кивнул на дверь с врачебной табличкой, – и по всему выходит, что брат… Значит, осталось стать друзьями, и будет, как в песне: друг, товарищ и брат.
– Это не в песне – это в кодексе.
– Не может быть! И сколько же за это дают?
– Не в том кодексе, а в том, который для строителей коммунизма.
– Это надо же! Такое идиотское дело, и такие хорошие слова…