Видеокамеры в ложе папарацци продолжают запись. «Ютьюб» в ожидании.
Я – свидетельница.
Я закрываю глаза.
Глава 93
То мне было холодно, а сейчас вот тепло.
У меня такое чувство, что это нехороший признак, но кому теперь какое дело?
Слова… откуда-то издалека.
Кафка, Франц (1883–1924), неизвестный при жизни, знаменитый после смерти. «Первый признак начала познания – желание умереть».
А вот еще один афоризм: «Мой основополагающий принцип таков: в чувстве вины никогда нельзя сомневаться».
Или вот: «Юность счастлива, поскольку обладает способностью видеть красоту. Способный видеть красоту никогда не стареет».
1924 год был високосным.
Умирает Ленин.
На месте Османской империи возникает турецкое государство.
Закон об эмиграции в США открывает дорогу расовой дискриминации по отношению к азиатским меньшинствам, что впоследствии будет заявлено японцами как доказательство американского колониального империализма.
Нелли Тейло Росс избирается первой женщиной-губернатором в Соединенных Штатах.
Эдвин Хаббл заявляет, что Андромеда (до этого считавшаяся туманностью) является галактикой, и что Млечный Путь – всего лишь одна из миллионов миллиардов галактик во Вселенной.
В человеческом мозгу приблизительно восемьдесят шесть миллиардов нейронов. В Млечном Пути приблизительно триста миллиардов звезд. Во Вселенной приблизительно двести миллиардов галактик при неуместности термина «бесконечность». В человеческом теле приблизительно 7 ? 1027 атомов.
Я…
здесь.
Шахматы: после трех ходов на доске существует более девяти миллионов возможных комбинаций и позиций, которых можно достигнуть в последующей игре. В сорокаходовой игре существует больше возможных комбинаций и позиций, нежели число электронов в наблюдаемой Вселенной.
Я
в сознании.
Мои глаза.
Медленно.
Визга больше нет.
Визг проник в мое сознание, но это ничего, там много места, и я смогу задавить его грузом знаний, если он сделается слишком громким. Я – знание, вы же видите. Я нахожу его менее вредным, чем многие вещи, которыми я могла бы быть.
Мои глаза спокойны, и я тоже.
Я открываю их и вижу.
Больница.
Вот это неожиданность.
Все больницы похожи друг на друга.
Койки разделены синими ширмами. Рядом со мной на прикроватной тумбочке – кувшин с водой и пластиковый стаканчик. Смесь чего-то с чем-то капает в катетер на моей левой руке, прозрачные трубки пропущены сквозь больничную пижаму. На койке напротив меня женщина с сердитым лицом повернулась на бок, виднеются ее ноги в тугих компрессионных чулках, стягивающих бледное, в темных пятнах тело. Трудно представить, что ее лицо, из-за всех этих выступов и густых черных бровей, может иметь иное выражение, кроме сердитого, но я, возможно, ее принижаю. Наверное, здесь у всех злой вид, да еще и серый зимний день рвется в окно у изголовья кровати. Может, еще и врачи грубияны.
Рядом со мной в кабинке стоит телевизор. Итальянское реалити-шоу, что-то о соблазнении богача, райский остров, скандальный ужин – да все, что угодно. Подождем немного.
Традиционно в этот момент все оживают, когда входят врачи и говорят:
– Как ваши дела, очень ли вам больно, можете ли вы вспомнить свое имя?
А я отвечаю, что нет, не могу, о Боже, какой теперь год, кто я, кто я, кто я?..
Не очень-то много.
Мимо проплывает медсестра, замечает, что я не сплю, широко улыбается и, наверное, думает, что я уже давно не сплю, и кто-то меня уже
