Глава 95
Утром прибежал-прилетел доктор Дино, посмотрел мою историю болезни, заявил, что это позор, что я имею полное право возмущаться. А поскольку он лечащий врач, тут же по его команде сбежались люди, и в полный драматизма момент с меня сняли катетер, проверили повязку, а его взгляд метал гром и молнии на исполнявших его повеления. Потом он объявил, когда перед ним оказалась вся информация, что дела у меня идут очень хорошо и теперь мне нужно как можно скорее обратиться в свою страховую компанию.
С этими словами он удалился, а я принялась с пристрастием расспрашивать одну из его интернов, говорившую на безукоризненном английском, как мне лечиться после того, как меня выпустят из больницы.
– Не волнуйтесь, – ответила она. – Мы дадим вам подробнейшие рекомендации при выписке.
– Сделайте мне одолжение, – не отставала я, – чтобы я не возмущалась.
Услышав это, она немного побледнела, после чего безропотно ответила на все мои вопросы.
В полдень заявились трое полицейских, но направились они не к моей койке, а в соседнюю палату, а я доковыляла в своих плотных белых носках до коридора, чтобы подслушивать, прислонившись спиной к двери, пока они говорили с женщиной, художником-модельером, оказавшейся в гостинице «Маделлена», когда мир сошел с ума. Она упала с лестницы и сломала ногу, когда бросилась оттуда бежать.
Нет, она не очень много видела.
Да, это было просто ужасно.
Нет, она не знает, как все это началось.
Да, она поможет расследованию, если потребуется.
Нет, ей просто хочется домой.
Нет, она не член Клуба двухсот шести. Она прибыла туда, чтобы помочь клиентке с одеждой и макияжем. Она сотрудничала с «Совершенством». Все шло хорошо – она заполучила невероятных клиенток и делала их красивыми.
Похоже, что полицейские остались очень довольны. Мне стало интересно, как бы они поступили, если бы она призналась, что у нее самой было «Совершенство».
Чуть ближе к обеду появилась Байрон.
Она оделась старухой и разыгрывала из себя старуху, ковыляя вместе с толпой родственников, пришедших навестить своих близких, опираясь на ненужную ей палку, имитируя отсутствовавшую у нее сутулость, держа в руке фотографию моего лица, с которой она время от времени украдкой сверялась.
Она, наверное, успела обойти с полдесятка отделений, прежде чем нашла меня, нагнула голову, чтобы снова справиться со своей фоткой, улыбаясь сама себе, словно добродушная бабуля, которая никому не докучает. Блестящая актриса, изощренная врунья, это надо было с восхищением признать. Увидев мое лицо у себя на фото, а потом заметив мое лицо, глядящее на нее с койки, она снова улыбнулась и приковыляла ко мне.
Когда ей оставалось несколько шагов, я подняла руку и сказала по-арабски:
– Еще шаг ко мне, и я закричу.
Она ответила на том же языке с легким сирийским выговором:
– Я здесь не затем, чтобы причинить вам зло.
– Да вы ножом меня пырнули, убийца вы шизанутая.
Я не орала, даже не злилась, просто сказала правду, вот, собственно, и все.
Обитательницы палаты уставились на нас. Меня они забыли, но они запомнят ее, маленькую старушку в больнице, говорившую по-арабски, хотя она была так же похожа на сирийку, как я на брокколи. Я поняла, что запоминание представляет для нее куда большую опасность, чем для меня, улыбнулась и добавила:
– Хромаете вы прекрасно, но я могу сделать так, чтобы вас запомнили.
– Можно присесть? – спросила она.
– Нет.
– Это я вам вызвала «Скорую» в гостинице. Иначе бы они вас не нашли.
– Я вам не верю.
– У меня есть фотографии – вы лежали наверху, за запертой дверью, там, где не должно было быть никого. Я подкупила охрану, и возвращаться туда она не собиралась. В зале под вами погибли или погибали красивые и значительные люди. Если бы я не позвонила, вы бы истекли кровью задолго до того, как вас кто-нибудь увидел бы.
– Спасибо, шикарно, в следующий раз, когда меня подрежут, надеюсь, все поступят так же.
– Я не хотела причинять вам зло или боль.
– Да пошли вы.
